Энни Уэст - Одна ночь и вся жизнь
Неужели ей все равно?
Нет, Софи не могла лгать. В глубине души она жалела старика. Она сочувствовала ему, ведь он глядел смерти в лицо и слишком поздно решил, что ошибся, так поступив со своей дочерью...
—Слишком поздно строить мосты, — быстро сказала она. — Я никогда не была частью семьи Лиакосов, и нет смысла притворяться, будто это не так.
Но в ту же минуту ей захотелось прижаться к этому незнакомцу и плакать до тех пор, пока боль не уйдет. Захотелось, чтобы он помог ей своей силой.
Что с ней происходит? Эта слабость пройдет. Она должна пройти, решила Софи, прикусив дрожащую нижнюю губу.
—Ты ясно дала мне понять, какие именно чувства испытываешь. Но порвать со своей семьей не так уж просто.
—Что ты имеешь в виду?
Она повернулась к нему.
—Не нужно принимать такой вид. Я не кусаюсь.
Ей тут же пришла в голову нелепая мысль. Она представила себе, как он наклоняет к ней гордую голову и слегка задевает сильными белыми зубами чувствительную кожу ее шеи...
У нее заколотилось сердце. Она зажмурилась.
—София...
—Софи, — машинально поправила она.
Она отказалась от первоначального варианта своего имени, когда поняла, что оно принадлежит миру той далекой семьи, которая так ужасно обошлась с ее матерью.
—Софи... Я приехал, чтобы найти твою мать, потому что мне казалось, что она — единственный человек, который сможет мне помочь.
—Почему она?
—Потому что она — кровная родственница. — Он вздохнул и провел рукой по волосам. — Моя дочь очень больна. — Теперь его голос звучал резко. — Ей нужна пересадка костного мозга. Я надеялся, что твоя мать сможет дать то, что нужно Элени.
Софи пришла в ужас. Если бы он сам мог помочь своей малышке, его бы здесь не было...
—И никто в твоей семье?..
—Никто в семье Паламидисов не годится в доноры. И никто из твоих родственников.
Он глубоко вздохнул.
Должно быть, он чувствовал себя ужасно беспомощным.
У нее упало сердце. Если родной отец девочки не мог быть донором, насколько вероятно, что им сможет быть она?
Возможно, он понял, о чем она думает, потому что мрачно продолжил:
—И нам не удалось найти донора в базе данных. Но твоя мать и ее сестра были однояйцовыми близнецами. Итак, есть возможность...
—Ты думаешь, что я смогу быть донором костного мозга?
—Вот почему я здесь. Сейчас, ничто другое не заставило бы меня покинуть Элени.
Софи предчувствовала, что он будет разочарован.
В каком отчаянии он, наверное, был, раз полетел в Австралию, даже не зная, здесь ли и вообще жива ли еще Кристина! И в каком смятении, когда она, Софи, не пожелала с ним разговаривать по телефону!
Она вздрогнула и обхватила себя руками. Теперь он ожидал от нее помощи. Она была ему нужна.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Костас заставил себя принять спокойный вид. Он ждал, когда девушка, сидящая рядом с ним, осмыслит новости.
Он отдал бы все что угодно, чтобы спасти свою дочь. Сделал бы все, что угодно. Не колеблясь ни секунды, согласился бы заболеть этой болезнью вместо нее, если бы только это было возможно. Лишь бы спасти Элени. Если верить врачам, эта девушка, сидящая рядом с ним, была единственной надеждой, оставшейся у его дочери.
Почему Софи Пэтерсон молчит? О чем она думает?
Частное детективное агентство только что сообщило ему по телефону данные о ней и ее матери.
Жаль, что они не рассказали ему об этом раньше, до того, как он приехал в Австралию. Он вздрогнул, вспоминая, как потребовал встречи с Кристиной Лиакос.
Двадцатитрехлетняя София Димитрия Пэтерсон только что получила диплом педагога-логопеда и была единственным ребенком у своей матери, Кристины Пэтерсон. Ей было пять лет, когда ее отец погиб в результате несчастного случая на производстве. Кристине пришлось наняться в уборщицы.
Он спросил себя, что почувствовал бы Петрос Лиакос, если бы узнал, что дочь, которую он когда-то любил, в течение нескольких лет работала по две смены ради того, чтобы на столе была хоть какая-то еда. Как это не похоже на изнеженную жизнь, которую она вела в Греции!
Софи выросла, пошла учиться, подрабатывая официанткой. Девушке нравилось ходить на вечеринки. Она была общительной и пользовалась большой популярностью у молодых людей. Образованная, но без денег. Софи Пэтерсон унаследовала от матери лишь долги.
Почему она ничего не говорит, черт возьми?! Неужели она не понимает, чего он от нее хочет?
Не в силах сдерживать напряжение, он вскочил на ноги.
Она посмотрела ему в глаза. Потом быстро отвела взгляд.
— Мы заплатим тебе крупную сумму.
Она пристально взглянула на него. Словно еще не знала, как богата семья Лиакосов. А Костас был гораздо богаче, чем Лиакосы. При мысли о том, что ее можно купить, ему стало дурно.
—Твой дедушка выделил Элени наследство. Деньги и акции компании. Если ты годишься в доноры и пройдешь через эту процедуру, — продолжал он, — я приму меры, чтобы это наследство досталось тебе. Твой дедушка не станет спорить. Эта сумма выражается семизначным числом.
Молчание.
Без сомнения, Софи сейчас прикидывает, что именно она сможет сделать с несколькими миллионами долларов.
—Это все?
—Что? — Он повернулся. Она стояла рядом с ним, ее голова едва достигала его плеча. Ее скулы и стройная шея порозовели. Глаза сверкали.
—Это последнее из твоих предложений? — спросила она.
—Ты согласишься пройти тест, а также на мои условия?
—Я ни на что не соглашусь!
Он пристально посмотрел на нее. Она была в ярости и, судя по ее виду, хотела выцарапать ему глаза.
Неужели он ошибся?
—Что дает тебе право считать меня каким-то бессердечным, жадным чудовищем? — Она ткнула его в грудь указательным пальцем. — Которое возьмет деньги, — она ткнула его пальцем в грудь, — чтобы помочь больному ребенку? Могу поспорить, ты не предлагал денег никому из своих родственников в Греции, не так ли?
Он открыл рот, собираясь возразить. Но она права. Они были его родственниками. Такое предложение смертельно бы их обидело. Но Софи Пэтерсон... Да, она была родственницей Элени, но о существовании девочки узнала только сейчас.
Костас не стал спрашивать себя, почему он старается не считать ее частью своей семьи.
—Конечно, ты этого не предлагал. Ты не стал бы обижать настоящую семью своей дочери.
Ее глаза наполнились слезами.
Ему стало стыдно. Как это ужасно... Он не привык испытывать подобное, и ему не нравилось чувствовать себя виноватым.
—Хватит.
Он накрыл ладонью руку Софи и прижал ее ладонь к своей рубашке.
