Оливия Гейтс - Повелеваю - стань моей!
— Это легко исправить. — Шехаб взял ее правую руку, слегка липкую от шампанского, и поднес к лицу. — Шехаб аль-Аджман к твоим услугам, — представился он и прижался горячим поцелуем к. ее ладони. — Ну вот, половина дела сделана. Теперь твоя очередь, чтобы ты признала, что между нами существует влечение.
Фара выдернула свою руку, словно прикосновение его губ могло обжечь ее, и сжала пальцы.
— Это арабское имя.
— Так и есть, моя красавица.
— О! — Ее глаза удивленно расширились. — Так это ты? Шейх Шехаб аль-Аджман? Но этого не может быть!
— Почему нет? — пожал он плечами. — Если, конечно, не существует второго шейха с таким же именем. — Его губы изогнулись в довольной улыбке. — То, что ты обо мне слышала, — разве это не судьба?
Как бы ни была она изумлена, но логика заставила Фару возразить:
— Не думаю, что это судьба. Моя работа как раз и заключается в том, чтобы знать о каждом, кто исполняет роль первой скрипки или может сыграть ее в деловом мире. Ты... вы появились в западном бизнесе всего месяц назад, но уже потрясли всех. Это была не просто очередная волна. Это был цунами. — Она недоверчиво покачала головой. — Извините, что так путано объясняю. Я представляла вас совсем другим.
— Да? — оживленно спросил Шехаб. — И каким же я тебе представлялся?
— Самовлюбленный тип верхом на арабском жеребце в одежде бедуина, жестокий, высокомерный и... — Фара осеклась.
«Когда-нибудь ты научишься держать язык за зубами?» — ругала она себя.
С опаской Фара взглянула на могущественного шейха и перевела дух. Кажется, ее слова Шехаба не задели, скорее развеселили. Шехаб. Она произнесла это имя про себя. Теперь оно всегда будет ассоциироваться для нее с невероятной мужественностью и красотой.
— Ты сказала, что работаешь. Неужели это правда?
Фара сразу ощетинилась и вскинула голову:
— Да, работаю. Как и большинство людей. Могу я узнать, почему этот факт вызывает у тебя ироничную улыбку?
— Когда я увидел тебя в этом платье, до того, как оно было испорчено шампанским, то подумал, что именно так и должна выглядеть главная наложница в султанском гареме, моя Шахерезада. Поэтому с трудом верится, что ты работаешь, вместо того чтобы принадлежать мужчине и быть его самым лелеемым сокровищем.
Фара открыла было уже рот, чтобы произнести что-нибудь уничижительное, но потом поняла, что он задумал:
— Ну ты и... Ладно.
Шехаб весело улыбнулся.
— Всего лишь шутка. — Он обмотал прядь ее волос вокруг своего указательного пальца. — Ну, так чем же занимается моя очаровательная сирена?
Сердце ее учащенно забилось, но Фара в притворном удивлении оглянулась, словно не понимая, о ком речь.
— Сирена? Это я, что ли? А, знаю! Наверное, все дело в платье. — Она улыбнулась, но улыбка вышла чуть грустная. — На самом деле я далеко не сирена. Да и работа у меня совсем иного плана. Я главный финансовый консультант у Билла Хансона в «Глобэл вью файненс».
Брови мужчины удивленно приподнялись:
— Мне послышалось или ты действительно недовольна своей работой? Почему же ты ее не сменишь?
— Я больше ничего не умею. — Фара пожала плечами. — Мой отец, точнее, приемный отец, был владельцем нескольких компаний. Он передал мне свои знания и опыт. После его смерти даже вопроса не встало, чем мне заниматься в жизни. Однако, когда я выросла, готовая пойти по его стопам, прежнего бизнеса не стало. Тогда я думала, что ничем другим заниматься не захочу... Поэтому сейчас просто делаю свою работу, и стараюсь делать ее хорошо. Я...
Фара запнулась, потому что длинные сильные пальцы прижались к ее губам.
— Продолжай, — попросил Шехаб, и в его голосе слышалась та же ласка, с какой пальцы ласкали ее губы. — Мне так приятно тебя слушать, каждое твое слово, сладкая моя. Жду не дождусь, когда смогу попробовать твою сладость. — Он выпрямился, и Фара перестала ощущать его горячее дыхание на своей коже, но теперь ее ласкал его шепот, а сама она была словно в невидимом плену. — Ты так и не сказала, как тебя зовут.
Фара забыла свое собственное имя, чувствуя, как ее подхватывает какая-то неведомая сила и уносит туда, где нет места разуму. Она ничего не видела, кроме блеска черных как ночь глаз, кроме губ, произносивших слова, от которых сильнее билось сердце, и отчаянно желала, чтобы сказанные Шехабом слова немедленно исполнились наяву.
— Фара, — выдохнула она, наконец вспомнив свое имя.
— В переводе с арабского оно означает «радость». Ты приносишь радость тому, кто рядом с тобой.
С ее губ сорвался короткий смешок:
— Моя мать так не думала.
Фара всегда посмеивалась над значением своего имени. Она смутно представляла себе, что такое «радость». Разве что единичные встречи с ее обожаемым, но вечно занятым отцом были для нее воплощением этого понятия.
— Не верю. Это невозможно.
— Еще как возможно. Но лучше ее саму спросить об этом.
Шехаб внимательно посмотрел на нее и нахмурился.
— Что это за мать, которая так относится к своему ребенку?
— Наверное, я слишком похожа на своего настоящего отца. Видимо, ее воспоминания о нем далеко не самые радужные, — с грустной улыбкой пояснила Фара.
Шехаб положил ладонь ей на щеку. Его рука была обжигающе горячей, но Фара жаждала этого огня, поэтому прижалась к ней сильнее. Его ладонь скользнула вниз, к шее. Большим пальцем Шехаб приподнял ее подбородок.
— Она не имела права омрачать твою жизнь горечью своих воспоминаний, — убежденно сказал он, словно хотел и ее заставить в это поверить.
Его слова были как бальзам на душу.
— О, ничего подобного я от нее никогда не слышала. Это просто мое предположение. Понимаешь, мне всегда казалось, что она чувствует себя одинокой и подавленной, хотя и старается это скрывать. За что бы она ни бралась, все делала как бы через силу, не испытывая ни радости, ни удовлетворения. Когда я узнала о своем настоящем отце, то подумала, что это может быть связано с ним. Мне кажется, она его так сильно любила, что после того, как потеряла его, ей больше никто не был нужен. Даже Франсуа.
«И я тоже», — добавила она про себя. Шехаб некоторое время молчал, словно размышляя о чем-то, но его лицо было бесстрастно.
— Если ты не держишь обиды на, мать, то как тогда ты должна относиться к отцу? Если предположить, что он стал причиной ее равнодушия к тебе, то наверняка есть повод его недолюбливать.
— Нет. Что бы это изменило? И потом, я не знаю, что на самом деле произошло между ними. Да и судить их права у меня нет.
— Разумный подход, — признал Шехаб. — Оказывается, ты не просто сирена, но при этом еще и здравомыслящая.
