Даниэла Стил - Джонни-ангел
Единственным, кто по-прежнему оставался как бы в стороне, был Бобби. Джим никак не мог заставить себя быть ближе к сыну. Ему так и не удалось избавиться от груза вины перед сыном, и из-за этого он держался с Бобби отчужденно, мальчик чувствовал это и старался лишний раз не попадаться отцу на глаза. Отец казался ему холодным и суровым, как скала. Лишь оставаясь наедине с матерью или с Джонни, Бобби оживал и с удовольствием вступал в разговор, словно пытаясь наверстать упущенное за годы молчания.
Бекки, сидевшая рядом с матерью, выглядела очаровательно в новом черном бархатном платье. Платье и новые туфли на высоких каблуках купил ей Гевин в одном из самых дорогих магазинов Лос-Анджелеса. Гевин вообще оказался щедрым человеком, он часто и с удовольствием покупал подарки и Пэм, и детям. Кроме того, ему явно нравилось принимать участие в семейных делах Адамсов — помогать Памеле, побросать мяч с мальчишками, поболтать с девочками. Своих детей у Гевина не было, и теперь он с удовольствием предавался мелким семейным заботам.
После ужина Гевин и Памела собирались сделать какое-то важное сообщение. Но перед этим Гевин поднял тост за дружбу Петерсонов и Адамсов и пожелал всем счастливого Рождества. Он еще держал бокал в высоко поднятой руке, когда младший из братьев Бекки вдруг выпалил, что «Рождество — это отстой!» — и расхохотался. Эта неожиданная выходка, однако, не производила впечатления грубости; напротив, по тому, как это было сказано и как весело отреагировал на выпад Гевин, было видно, что он и дети Пэм успели подружиться.
Сама Памела еще недавно и думать не могла о серьезных отношениях с мужчиной. Но Гевину удалось пробить крепкую стену ее защиты. Памела признала, что любит Гевина. Да, это было совсем иное чувство, чем то, что испытывала она к своему Майку. Да и она сама была другой. И все же она была рада связать с Гевином свою судьбу. Собственно говоря, их важное сообщение в том и состояло, что они решили пожениться и что свадьбу они сыграют в июне будущего года, поскольку им нужно было время, чтобы купить новый большой дом. Кроме того, Гевин предложил перевести детей в другую школу; он даже соглашался платить за их учебу, поскольку хотел, чтобы его новая семья имела все самое лучшее.
Пока все шумно поздравляли Памелу и Гевина, Элис заметила, что Джонни сидит на полу возле елки и внимательно за ними наблюдает. Конечно, больше внимания досталось Бекки — Джонни как будто впитывал в себя каждое сказанное ею слово, каждый ее жест. Бекки сегодня выглядела совершенно очаровательно; кроме того, она стала больше похожа на себя прежнюю, хотя в ее глазах нет-нет да и проскальзывала затаенная грусть. Особенно заметно это было, когда она заговаривала о Джонни — о том, что они делали когда-то и как встречали прошлое Рождество. Элис льстило, что эта совсем юная девочка все еще верна памяти ее сына, однако она надеялась, что подобное отношение к прошлому не помешает Бекки строить собственное счастье. В конце концов, она действительно была еще очень молода, и перед ней лежала вся жизнь. И Джонни тоже это понимал — понимал, что даже без него Бекки может быть счастлива, и потому глядел на нее и с нежностью, и с грустью.
— Ну а ты, Бекки? — спросила Элис, когда улегся оживленный шум. — Ты еще не собираешься замуж?
Элис не всерьез спросила Бекки, но ответ Бекки был важен. Впрочем, интересовал ее не столько ответ, сколько реакция девушки. Бекки порозовела, а Джонни громко воскликнул со своего места у елки:
— Надеюсь, что нет! Она еще слишком молода для этого!
Бобби услышал его и громко рассмеялся, а все, кто сидел за столом, удивленно воззрились на него. К счастью, Элис успела бросить на него предостерегающий взгляд, и мальчик снова замолчал, да с таким видом, словно ничего из ряда вон выходящего не произошло.
Несколько позднее, когда гости поднялись из-за стола и направились в кухню, чтобы взглянуть на праздничный пирог, который остывал на столе, Элис задержалась, чтобы выговорить старшему сыну.
— Что за выходки, Джонни Петерсон? — спросила она с шутливой суровостью. — Разве ангелы так себя ведут? Или ты воспользовался тем, что тебя никто не видит, и хлебнул эгнога?
Джонни фыркнул:
— Вот именно, мама! Меня никто не видит и не слышит, так что я могу делать что захочу — петь, кричать, ходить на руках и так далее. — И тут же, в подтверждение своих слов, он попытался пройтись колесом и едва не опрокинул кофейный столик.
— Похоже, твоей энергии нужен выход. Придется попросить тебя вымыть посуду, когда гости уйдут!
— Я с удовольствием, только дело не в этом. Просто мне хорошо, вот я и веселюсь как могу. — Он улыбнулся обезоруживающей улыбкой, и Элис, покачав головой, поспешила присоединиться к гостям. Когда она выходила, Джонни, уморительно гримасничая, отжимался от пола и распевал во все горло песню собственного сочинения.
— Ты где задержалась? — ласково спросил Джим, когда Элис появилась наконец в кухне.
Пока ее не было, Пэм спросила, не перестала ли она разговаривать сама с собой, и Шарли ответила, что в последнее время мама проделывает это почти постоянно — особенно когда остается одна. А Джим добавил, что не видит в этом никакой опасности, поскольку, как он заметил, Элис ведет свои беседы со старшим сыном. «Так ей легче представить, что Джонни или его дух рядом», — объяснил Джим, хотя он сам был далеко не спокоен. Правда, Элис не производила впечатления человека, который лишился рассудка или как минимум находится на грани нервного срыва, однако он был уверен, что она еще не оправилась после гибели Джонни. Иногда ему даже казалось, что этого вообще никогда не произойдет — особенно если она будет и дальше «говорить» со своим умершим сыном. Кроме того, нынешнее Рождество было первым Рождеством без Джонни, и Джим боялся, что ее тоска по нему может обостриться.
— Я просто хотела убедиться, что на елке горят все лампочки, — ответила Элис. Это прозвучало достаточно правдоподобно для всех, но только не для Джима, который слышал доносившийся из гостиной голос жены. Похоже, она снова разговаривала сама с собой, и ему оставалось только надеяться, что со временем эта странность исчезнет и Элис снова станет спокойной и уравновешенной женщиной, какой была всегда.
Вернувшись за стол, взрослые заговорили о планах Пэм и Гевина — об их свадьбе и о том, какой дом им нужен. Гевин сказал, что, как только они найдут подходящий, они приведут его в порядок с учетом своих нужд, а нынешний дом Адамсов и квартиру Гевина в Лос-Анджелесе выставят на продажу. Детям Пэм было жаль старого дома, однако и к предложению Гевина они отнеслись с восторгом — особенно когда он сказал, что их новое жилище будет, скорее всего, на берегу Озера и что они обязательно купят моторную лодку, чтобы ловить рыбу, нырять, плавать по Озеру.
