Дорис Смит - Спой мне о любви
— Наверное, ей было особенно тяжело, когда Колин подолгу отсутствовал. Он ведь был на гастролях, когда она умерла?
— Что он мог сделать? Такая у него работа. Но почему-то никто не учел, сколько денег он потратил на лечение Анни. У нее всегда было все самое лучшее, и это меня утешало. Она была влюблена в другого мужчину, знаете ли… Я не стану упоминать его имени, но он не подходил ей.
Как несправедливо, подумала я, ведь Адам любил ее так глубоко и горько.
— Да, Колин был далеко, — продолжала мисс Армстронг, — на гастролях в Австралии, когда она умерла. Прилетел домой, как только ему сообщили, что ей стало хуже, но, к сожалению, не успел. — Она помолчала немного. — Сколько же грязи на него вылили. Но если какой-нибудь сплетник снова попытается это сделать, гоните его в шею, моя дорогая. Колин — хороший человек, слишком хороший для многих из тех, с кем ему приходится общаться.
Мы расстались друзьями. Я проводила мисс Армстронг до автобусной остановки и пообещала ей устроить встречу с Колином, когда она снова приедет к своей кузине на Новый год.
Рут я продержала в постели до понедельника. Уже сутки температура у нее была нормальной, и я позволила ей встать к чаю.
Наконец настал вторник. Близнецы весь день места себе не находили от волнения.
— Папе понравится елка? — то и дело спрашивала Рут. — Папе понравятся мои новые занавески?
Йен тоже вносил свой вклад:
— Папа может не узнать меня в этой куртке.
У него действительно была новая куртка с меховым воротником, которая придавала ему совсем взрослый вид.
«Да, — подумала я, поспешно натягивая темно-зеленые брюки и яркое клетчатое пальто, — я не ошиблась в выборе одежды для своих питомцев». Никогда еще близнецы не выглядели такими сияющими, нарядными и здоровыми. Их радостное возбуждение передалось и мне — неожиданно для себя я пропела вслух строчки из песни, которая последние шесть недель не выходила у меня из головы:
Если милый вдали опять,
Я судьбу об одном молю:
Пусть поймет он, как трудно ждать,
Пусть узнает, как я люблю…
— Это о папочке? — спросил Йен, округлив глаза.
Близнецов никогда раньше не брали встречать отца. Сверкающий новый аэропорт с блестящими в лучах солнца фонтанчиками во дворе, огромными табло с номерами рейсов и оранжево-черными турникетами совершенно ошеломил их. Объявили о задержке рейса Колина.
— Можно и подождать. Мне здесь нравится, Дебора, — покладисто заявил Йен.
Он пока не называл меня мамой, но я не торопила его.
В одной из песен Колина герой плыл домой, а жена накидывала на плечи шаль и бежала с холма к причалу. Я же сейчас сидела в ресторанчике с красноватыми занавесками и потолком в полоску, хрустела карамельными вафлями и размышляла, расплескает ли Йен кофе из чашки. Но в основном между мной и той женщиной не было различий, и мое сердце эхом повторяло ее слова:
И увижу ль его лицо,
И услышу ль его слова?
Если бы хоть на мгновение мы могли вернуться в восемнадцатый век, чтобы Колин спрыгнул с корабля, не дожидаясь, когда он как следует причалит, и я бросилась бы ему на шею, как в песне… Ты сошла с ума, Дебора Белл-Камерон? Я постаралась взять себя в руки, и в это время опять заработал громкоговоритель:
«Британские европейские авиалинии объявляют о прибытии своего рейса номер…»
Йен вскочил на ноги и, конечно же опрокинув на себя чашку с кофе, заглушил радостным воплем название рейса, но то, что он из Лондона, мы расслышали вполне ясно. Через несколько минут прибывшие пассажиры заполнили зал прилета, и вскоре толпа, нагруженная свертками, отправилась по домам на Рождество. Колин, еще не видя нас, следовал за остальными. Он был с непокрытой головой, воротник поднят, вокруг шеи обмотан шелковый шарф.
— Папочка! — Два мощных камероновских голоса слились в один — оглушительный.
Колин остановился, и даже издали я увидела, как просияло его лицо. Чемоданы были опущены на пол, руки протянуты вперед. Близнецы бросились к нему наперегонки. В огромном пространстве почти опустевшего зала так легко можно было поверить, что ты мчишься вниз к пристани, ощущая соль на своих губах…
Теперь он увидел и меня. И улыбнулся. Если бы эта улыбка была похожа на ту, которую он подарил мне в Плимуте, или в тот вечер, когда ехал па старом велосипеде Адама, или в госпитале, я сама бросилась бы к нему, но она оказалась совсем другой. И глаза были серьезными, взгляд осторожным и застенчивым. Интересно, о чем он думает? Может, размышляет: «Это моя жена. С этого момента я начинаю с ней жить. Прежде у меня еще не было времени подумать об этом»? Я подошла и остановилась.
— Привет!
— Привет. — Он неуверенно шагнул вперед, не отрывая от меня взгляда, и тоже замер.
Мы направились к машине. Йен сражался с одним из кейсов, Рут вцепилась в свободную руку отца.
— Поездка была удачной? — оживленно спросила я.
— Да, спасибо, все прошло прекрасно, — вежливо ответил Колин.
В машине Рут вклинилась между нами впереди, Йен, разочарованный, но отнесшийся к этому философски, устроился на заднем сиденье.
— Папа, я сказал Деборе, что ты можешь не узнать меня в этой куртке.
— Не узнать тебя? — засмеялся Колин. — С такой наглой мордочкой?
Перекрывая хихиканье Йена, зазвучал голосок Рут:
— Папа, мамочка сшила новые занавески для моей спальни!
Я задержала дыхание.
— Тебе понравилось, да? — тихо спросил Колин.
— Конечно! А еще у меня был грипп! — похвасталась Рут.
— Когда?
— Вчера, — простодушно ответила она.
Я открыла было рот, чтобы все объяснить, но Колин опередил меня:
— Грипп? Вчера? И она сегодня вышла на такой холод?
— Не слушай ее, — успокаивающе произнесла я. — Ничего страшного не произошло. Уже два дня у нее нормальная температура.
— Все равно! — Колин по-прежнему хмурился.
— С ней все в порядке. — Я тоже начала злиться. — Я знаю, что говорю.
— Я предпочел бы, чтобы вы меня не встречали, если есть хоть малейший риск.
— Нет никакого риска! Я же не дура! — Удивленный взгляд округлившихся «анютиных глазок» резко остудил меня. — Никакого вреда не будет, — закончила я с улыбкой и подумала: «Для Рут, возможно, и нет, а вот для меня…»
Глава 14
Дурное настроение Колина прошло, как только мы оказались дома, и дети начали таскать его из комнаты в комнату.
— Ты сотворила чудо! — искренне восклицал он. — Честное слово, я не верю своим глазам!
