Мари Секстон - Клубника на десерт
Коул притворился удивленным – я изучил его достаточно хорошо, чтобы знать, когда он фальшивит – и с ангельски-невинным выражением на лице повернулся обратно к отцу.
– Увы, дорогой, Париж отпадает. Прости. Джонни, по-видимому, считает, что с моей стороны было бы жутко претенциозно даже заикнуться об этом. Скажи, как ты относишься к Хэмптонсу? У меня и там имеется дом. Скоро лето, а летом там даже лучше, чем в Париже. Там есть бассейн – его вот-вот наполнят, – прелестная лужайка, много цветов. А мой садовник…
– Коул! – снова воскликнул я. Он никак не отреагировал, только, не прекращая говорить, поймал меня своими тонкими пальцами за запястье и сжал его, бросив на меня уголком глаза стремительный взгляд. Я понял, что таким образом меня просят, черт побери, заткнуться.
– ...ты, впрочем, вряд ли сочтешь его столь же занимательным, каким нахожу его я, однако в соседнем доме живет одна миловидная вдовушка. Кажется, ее зовут Марта, но лучше перепроверь. Она боится меня до чертиков – что дико смешно. Иногда так и подмывает нарядиться драг-квин, чтобы посмотреть, как она с воплем уносится в дом. Ты же, напротив, наверняка ей понравишься. Готовит она, если верить Маргарет, так себе, зато умеет печь сказочные лимонные пироги с безе. – Отец нерешительно заулыбался. Ошеломление начало потихоньку отпускать его, но было заметно, что он по-прежнему не понимает, насколько серьезно стоит воспринимать Коула. – Ты играешь в гольф?
– Да нет.
– Слава богу. А то я понятия не имею, где там ближайшее поле. Рыбачишь?
– А что? – спросил отец, уже в открытую улыбаясь. – А ты?
– Боже упаси, – сказал Коул. – Дорогой, взгляни на меня. Разве я кажусь тебе похожим на рыбака? Только представь, как я насаживаю на крючок наживку. – Он картинно содрогнулся и…
И мой отец расхохотался. Уже безо всякой нервозности, а громким, искренним смехом от всей души. Я оглянулся на Коула, волнуясь, как бы он не обиделся, но Коул тоже смеялся.
И тут я понял, каким я был идиотом.
Во время первого нашего ужина я переживал, что отец поднимет Коула на смех, а тот обидится, или что Коул каким-то образом опозорится перед отцом. Весь вечер, будучи не в силах понять причину чрезмерно эксцентричного поведения Коула, я занимался тем, что пытался оградить их от насмешек друг друга. Теперь же я видел, что моя помощь Коулу не нужна. У него был свой способ общения с моим отцом, и он плевать хотел на насмешки, даже если б они и были. Своими неуклюжими попытками влезть между ними я ничего не добился, только сделал хуже.
– …придется немного проехаться, но, милый, они подают лучший крем-суп из омаров, какой я только пробовал в жизни…
В эту минуту я ощутил к нему столь сильную любовь, что мне стало удивительно: неужели ни он, ни отец не замечают, как она изливается из меня во все стороны? Коул все говорил и говорил, и я склонился к нему, чтобы поцеловать. Он никак не пошел мне навстречу – даже не прекратил говорить, и поцелуй пришелся куда-то в его левый висок. Отец покраснел немного, но не отвернулся, только рассмеялся в ответ на что-то смешное, о чем рассказывал Коул.
– Он катается на лыжах, – сообщил я Коулу на ухо, и на сей раз его удивление было непритворным.
– Господи боже, Джонни, и ты молчал? Знаешь, ты бы сэкономил мне уйму времени, если б сказал сразу. Джордж, дорогой, извини конечно, но он воспитан просто ужасно. А теперь слушай. В Вейле у меня есть кондо…
Я встал и ушел на кухню, чтобы принести тарелки, а их оставил продолжать разговор – или, если быть точным, оставил Коула продолжать забалтывать моего отца. Через несколько минут Коул последовал за мной, и я поймал его, как только он оказался рядом.
– Прости меня за тот раз.
– Ты прощен.
– Я так переживал, что один из вас обидит другого…
– Меня не так-то просто обидеть. Солнце, люди, которые не умеют смеяться, не умеют и расслабляться. Он может сколько угодно считать меня дурачком – если при этом он не против, что мы с тобой вместе. – Он резко замолчал, и на его лицо опять набежала грусть.
– Ты потрясающий.
Он коротко улыбнулся.
– Да уж, солнце. Досадно только, что ты выяснил это только сейчас.
– Мне кажется, я лю…
В его глазах вспыхнула паника, и он снова прикосновением пальцев к губам остановил меня.
– Не надо. Не говори, – качая головой, прошептал он. А потом поцеловал меня. Одна его рука крепко обвилась вокруг моей талии, а вторая, обхватив мою шею, с силой притянула меня к нему. Он никогда еще не целовал меня так агрессивно, так глубоко и страстно, и это было невероятно возбуждающе, искушало отправиться прямиком в спальню… Если бы в гостях у нас не присутствовал мой отец. Который умудрился выбрать этот самый момент, чтобы зайти на кухню.
– Слушай, Джон, а ты… О, черт! – Он пулей выскочил за дверь, а Коул со смехом отпустил меня.
– Джордж, все нормально! – крикнул он, поворачиваясь к плите. – Можешь заходить. Обещаю до твоего ухода не срывать с Джонни одежду.
Когда еда оказалась на столе, я с удивлением обнаружил, что это бефстроганов с яичной лапшой – блюдо, которое он никогда еще не готовил. Отец, положив себе порцию, странно притих.
Коул сперва ничего не заметил. Он стоял рядом с отцовским стулом, открывая новую бутылку вина, пока я пробовал то, что он приготовил. То, что оказалось поразительно знакомым на вкус. И внезапно до меня дошло, почему.
– Это же по маминому рецепту, – произнес я, и Коул улыбнулся.
– Да, – подтвердил он, явно довольный тем, что я догадался.
Было невозможно поверить в то, что один кусочек этого простого блюда оказался способен так ярко оживить воспоминания о моей матери и о бесчисленных вечерах в нашей семье, когда мы все вместе собирались за ужином за столом. Она – или скорее, ее дух – словно очутилась здесь, с нами.
– Совсем как у нее, – сказал я. – Пап, ты…
Взглянув на него, я осекся на полуслове. Он смотрел в тарелку, и по его щекам текли слезы.
– Папа… – снова заговорил я, и в тот же момент на отца посмотрел Коул.
– О Джордж, – в смятении выпалил он. – Прости, прости, пожалуйста!
То, что он заставил отца расплакаться, привело его в ужас.
– Это была ужасная идея! Не знаю, о чем только я думал! Мне следовало догадаться… Нельзя устраивать такие сюрпризы. Давайте куда-нибудь выйдем, – говорил он, пытаясь забрать у отца тарелку. – Хотя бы в то новое заведение вниз по улице…
Он не успел закончить. Потому что отец встал и повернулся к нему лицом.
– Джордж, – повторил Коул. – Прости меня.
Отец дотянулся до него и схватил за рубашку.
Я тоже поднялся на ноги, испугавшись, что отец действительно может его ударить, и зная, что я не успею обойти стол, чтобы вмешаться.
