Элайн Кофман - Лишь небеса знают
Он открыл сам и сразу заметил испуг на ее лице. Не давая ему ничего спросить, она сказала:
— Мне необходима ваша лодка, где вы ее держите?
— На причале, но зачем…
— Дедушка, — ответила она, сбегая с крыльца и бросаясь назад к повозке.
Не раздумывая, Тэвис кинулся за ней и схватил ее за руку.
— Элизабет, в чем…
— Пустите меня! — закричала она. — Разговаривать некогда! Дело идет о жизни и смерти!
— Чьей? — спросил он спокойно, забирая у нее Вилли. — Чья жизнь в опасности?
— Дедушкина! Он погибнет, Тэвис! Он этого хотел! Вы не понимаете, он хотел умереть!
— Лайза, успокойтесь. Он может быть вовсе не в море.
— Я видела его! — ударив его в грудь, она вырвалась, Вилли заплакал. — Видела с маяка! Ну, как вы не понимаете! Он вышел в море, чтобы умереть! Я знаю.
Вероятно, ужас, который он разглядел в ее глазах, заставил его поверить ей.
— Я с вами, — коротко произнес он, — только отдам Вилли миссис Чэдуик.
— Я должна найти деда, — стонала Элизабет, чувствуя, что ее бросает в дрожь, — с вашей морской болезнью вы только мне помешаете.
— Вы выйдете в море только вместе со мной.
Прошло всего несколько минут, и они уже бежали по причалу. Тэвис помог ей забраться в небольшую лодку и, немного пройдя на веслах, поднял парус.
Небо совсем потемнело, начинался дождь. Элизабет всматривалась до боли в глазах в нескончаемые волны, молясь, чтобы не было поздно. «Он хочет умереть, — стучало у нее в мозгу, хочет. Прошу тебя, Господи, не дай ему погибнуть!»
Элизабет промерзла до костей. Она не ела целый день, ее стало мутить. Помрачнев, Тэвис сказал:
— Возможно, он вернулся. Скоро стемнеет.
— Вы так ничего и не поняли? — гневно вскричала она. — Он не вернется. Никогда. Он так хотел. Хотел умереть в море.
Вдруг, словно из ниоткуда, вынырнула маленькая серая лодка.
— Вон там, — указывая на нее рукой, крикнул Тэвис, — я думаю, это он.
Взглянув, Элизабет заметила смутные очертания плоскодонки, покачивающейся на гребке большой волны, и надежда начала умирать в ней. Словно каменное изваяние, она не ощущала ни отчаянья, ни радости. Она поняла, что все кончено, и, когда они подплыли, не стала заглядывать в лодку.
Сидя на деревянном сиденье, она не чувствовала, как хлещут по ней струи хлынувшего дождя, и лишь голос Тэвиса заставил ее очнуться.
— Мне очень жаль, — произнес он, — но вы бы ничего не могли сделать, раз он так решил.
Увидев, что он хочет повернуть к берегу, Элизабет схватила его за руку.
— Куда это вы? — спросила она.
— Обратно, — ответил он удивленно, — больше мы ничего не сможем сделать, и погода становится все хуже и хуже.
— Я не оставлю здесь дедушкину лодку.
Тэвис посмотрел на нее с мольбой.
— Надвигается буря, и, если мы не повернем сейчас же, это плохо кончится.
— Я не оставлю здесь его лодку и не прощу вам никогда, если вы заставите меня ее бросить.
Выругавшись, Тэвис сделал крутой поворот и подплыл к плоскодонке. Он снова посмотрел на нее, на этот раз жалобно, и Элизабет поняла, что он ощутил первые признаки дурноты.
— Постарайтесь удержать парус, а я попробую схватить плоскодонку за веревку.
Тэвис сделал три неудачных попытки, и она заметила, что ему становится хуже. В четвертый раз, перекинув за борт ногу, он сумел ухватиться за конец веревки и завязал узел. Элизабет успела заметить, что он страшно побледнел и качнулся. Начавшийся приступ мешал ему удерживать равновесие, она наклонилась, пытаясь дотянуться до него, но в это мгновенье плоскодонку приподняло волной и она с силой ударилась об их лодку. Не успев убрать ногу, Тэвис, застонав, повалился на дно. Лицо его стало пепельным, из раздробленной голени хлестала кровь.
За окном приемной доктора шел дождь, в голой, неуютной комнате было сумрачно, только небольшая лампа горела на столике возле нее. Она стала думать о деде, но мысли ее невольно возвращались к Тэвису. Она не могла упрекать себя за это. Тэвис пока жив, а значит, сейчас она должна беспокоиться о нем, — погоревать о деде у нее еще будет время.
Было душно, Элизабет устала и чувствовала себя измученной и постаревшей. Она откинула голову и закрыла глаза.
— Миссис Маккинон?
— Он жив? — она успела заметить пятна крови на одежде врача.
— Да, но состояние вашего мужа ухудшается. Нога раздроблена, и ее придется ампутировать.
«Придется ампутировать»?! Она вскочила. Все! С нее довольно…
— Не трогайте ногу!
— Миссис Маккинон, вы, вероятно, не понимаете…
— Нет, это вы не понимаете. Вы не тронете его ногу, — твердо сказала она.
— В таком случае, я не смогу ему помочь.
Вскочив, Элизабет решительно направилась в комнату, где лежал Тэвис.
— Куда вы?
— К мужу. Я забираю его в Бостон.
— Вы его потеряете. Он умрет, прежде чем вы довезете его до Бостона.
— Если вы отнимете ему ногу, то я все равно потеряю его. Он не захочет жить калекой.
Она вошла в маленькую комнату. Здесь было невыносимо душно и пахло кровью. Она повернулась и, посмотрев на остановившегося в дверях врача, спросила:
— У вас есть опиум?
— Я уже дал ему.
— Но он все еще беспокоен. Дайте еще. Я везу его в Бостон. Он должен спать в дороге.
— Я дам еще одну дозу, — пожав плечами, ответил врач, — но, по-моему, вы совершаете большую ошибку.
— Самая большая моя ошибка — что я привезла его сюда и потеряла время. Подготовьте его. Я вернусь незамедлительно.
Найдя Натэниела и Кола, Элизабет попросила их найти место на самом быстроходном судне, и через час вместе с Тэвисом отплыла в Бостон.
Сидя возле узкой койки, она вглядывалась в его лицо, промокая со лба капельки пота, и давала маленькие дозы опиума, когда он становился беспокоен.
— Нет, ногу ты не потеряешь, — прошептала она, наклоняясь и целуя его.
Кожа его была горячей и влажной. Взяв его неподвижную руку, она подержала ее в своей, а потом стала рассматривать и целовать каждый палец. Вспоминая о том, какое счастье ей доставляли его прикосновенья, она ощутила, как на глаза ей наворачиваются слезы.
— Ты не потеряешь ногу, — повторила она. — На этот раз мы обманем судьбу.
23
Тэвис приоткрыл один глаз и увидел, что над ним склонился какой-то незнакомец.
— Кто вы? — спросил он.
— Доктор Кэрвер, — улыбаясь, ответил тот.
— А я подумал, что вас прислал за мной Господь.
— Хорошо, что вы не утратили чувства юмора. Это неплохой признак, — смеясь, сказал доктор.
— Признак, возможно, неплохой, но чувствую я себя отвратительно.
