Ирина Кривенко - Доверенность на любовь
Изнеможенная, женщина растянулась на простынях и ощутила над самым своим ухом возбужденное дыхание мужчины:
— Тебе хорошо? — спросил Александр.
— Ты мерзавец, — абсолютно спокойно произнесла Валентина.
— Почему?
— Все можно было сделать куда спокойнее. А теперь как я пойду в порванной блузке домой?
— Наверное, нам стоит одеться и пойти, — предложил Линев.
Валентина беспечно махнула рукой.
— Оксана вернется хорошо если к полуночи.
— С чего ты решила?
— Она сама позвонила мне.
Линев устроился поудобнее.
— Я так устала, — пожаловалась женщина, — что хотела бы вздремнуть хоть часок.
— Что же тебя сдерживает?
— Я боюсь проспать.
Александр снял с руки часы и поставил будильник.
— Мы будем спать ровно час.
Он положил часы в изголовье, звякнул браслетом и почти моментально уснул.
Валентина еще долго ворочалась. Чувство вины просыпалось в ней. А вот Линев безмятежно спал.
Женщина встала, подошла к окну, выглянула на улицу. Пустынный тротуар, нигде ни единого человека, словно они находились не в центре Москвы, а где-нибудь на окраине. Курлова подняла с пола свою блузку и с сожалением покачала головой, рассматривая вырванную с мясом пуговицу. Подошла к столу, немного утолила свой голод, затем вернулась к постели и прилегла.
Желание спать улетучилось, уходить было как-то глупо. Стоило придумать что-нибудь в свое оправдание.
И тут на глаза женщине попалась книжка Гиляровского «Москва и москвичи». Довольно неожиданное чтение для такого субъекта, — решила Валентина и взяла томик в руки. Она полистала страницы, и ее взгляд остановился на обведенном красным карандашом абзаце.
Оксана Лозинская сделала все возможное, чтобы скорее освободиться от навязчивого клиента. Ей пришлось выпить пару фужеров шампанского, а затем, сославшись на головную боль, она оставила заказчика развлекаться со своей секретаршей в абсолютно пустой квартире среди голых стен.
Было еще светло, когда Оксана подходила к своему дому в Колокольниковом переулке. Еще издали она заприметила машину Валентины, стоявшую бампер в бампер с «фольксвагеном», принадлежавшего Александру.
«Ну вот, с одного застолья на другое», — улыбнулась Оксана.
Она прекрасно знала Валентину Курлову и без труда могла догадаться, что та отправилась не с пустыми руками, а прихватила с собой пару бутылок сухого вина.
«Надеюсь, что-нибудь они мне оставили», — думала Оксана, взбегая вверх по лестнице.
Она уже привыкла к разновысоким ступенькам, к длинным, почти бесконечным пролетам. Дверь она открыла своим ключом.
Ее сразу же насторожила странная тишина, царившая в квартире.
— Эй, вы где? — крикнула Оксана, входя в комнату, и тут же остановилась в изумлении.
На постели сидела в одной только спешно наброшенной на плечи блузке Валентина и виновато смотрела на свою подругу. Александр даже не проснулся. Он лежал обнаженный, сбросив во сне простыню.
Курлова отложила книжку, которую держала в руках, в сторону и жалобно попросила:
— Дай я оденусь, а потом поговорим.
— Мерзавка! — только и сказала Оксана и встала, отвернувшись, у окна.
Она слышала, как одевается Курлова, как проснулся Александр, и Валентина что-то шепотом принялась ему объяснять.
— Все, можешь смотреть, — устало произнесла Курлова, и Оксана обернулась.
Линев стоял возле разостланной постели. Он уже успел надеть джинсы, но торс все еще оставался обнаженным. Рельефно блестело загоревшее тело, мышцы переливались под бронзовой кожей. Не расчесанные после сна волосы торчали так, словно мужчина часа два провел на бешеном ветре.
— Выйди! — зло сузив глаза, приказала Оксана своему любовнику.
— Я бы хотел тебе объяснить… — начал Александр.
— Пошел вон! — крикнула женщина и топнула ногой.
Тот не спеша поплелся за дощатую перегородку, обитую дранкой.
— Я знаю, ты сейчас начнешь оправдываться, — дрожащим голосом начала Оксана, — и я даже могу предположить, что смогу простить тебя. Но пожалуйста, не делай этого.
— Почему? — спросила Валентина.
— Я могу сорваться.
— Выслушай меня, пожалуйста. Я сама не знаю, как это получилось.
— Конечно же. Это получается всегда само собой, — горько усмехнулась Оксана.
Она корила себя в душе за то, что ненавидит свою подругу.
Та нервно теребила в пальцах порванную блузку.
— Я и в самом деле не знаю, как это получилось. Я не виновата, верь мне, — Валентина сделала шаг к своей подруге, но тут же остановилась, встретившись с ней взглядом. — Он поцеловал меня, и я словно голову потеряла…
Оксана тяжело вздохнула. Ей хотелось простить Валентину, но она не находила в себе сил для этого.
— Ты же сама сколько раз мне говорила, что он недостоин меня!
— Сейчас я могу сказать тебе это с еще большей уверенностью.
— Уходи! — голос Лозинской сорвался на крик.
— Надеюсь, мы не расстаемся навсегда, — Валентина все-таки нашла в себе силы, подошла к Оксане и, нагнувшись, поцеловала ее в щеку.
Та отпрянула и зло выкрикнула:
— Убирайся отсюда!
— Хорошо, — прошептала Курлова, — но вспомни, как у тебя все началось с Александром, и ты поймешь меня. Я не хотела причинять тебе боль, — Валентина отвернулась к глухой стене, поправила одежду, пригладила взлохмаченные волосы, достав помаду, подкрасила губы. — Позвони мне, пожалуйста, когда немного поостынешь, — бросила она на прощанье и вышла из квартиры.
Когда ее шаги затихли на лестнице, Оксана скомандовала:
— А теперь иди сюда!
Александр медленно, словно преступник, идущий на эшафот, вышел на середину комнаты. Он до сих пор не надел рубашку, и Оксана мстительным взглядом тут же заметила два следа от страстных поцелуев на его шее. Следы были еще красные, явно свежие.
— Ну, и что ты мне скажешь? — спросила она, зная наперед, что никакое объяснение ее не удовлетворит.
— Я виноват, — только и сказал Александр.
— Ты думаешь, этого достаточно? — рассмеялась Оксана, но в ее смехе уже слышался плач.
— Словно затмение на меня нашло, — с грустью в голосе произнес Линев. — Согласись, ведь бывает же такое? Когда остаешься с женщиной наедине, обязательно подумаешь о близости.
— Я-то дура, беспокоилась о тебе, думала, ты голодный после работы, прислала свою подругу… — принялась перечислять свои заслуги перед Александром Оксана.
Тот слушал молча, даже не пытаясь оправдаться. С каждым новым словом он опускал голову все ниже и ниже, пока не уткнулся подбородком в грудь.
