Сандра Мартон - Корсиканский гамбит
Макс подошел к ней поближе.
– Я не соблазнял тебя, cara. Я тебя любил. Что-то мелькнуло в темноте его глаз. Что, обида?
Нет, не обида. Это боль. Да, ему больно. Она задела его гордость, его напыщенную корсиканскую гордость.
– Ты знаешь, что я имею в виду, – сказала она, вскидывая голову. – Такие вещи всегда происходят по определенному шаблону. Вы где-то встречаетесь, вспыхивает интерес, потом идете к кому-нибудь домой. – Она, сглотнув, отвернулась от него. – Дальше скучно и неинтересно. Некоторые мужчины, правда, стараются разнообразить эти минуты. Маркиз, например.
Она вскрикнула от боли, поскольку Макс, крепко схватив, повернул ее к себе.
– Ты что, хочешь сказать, что произошедшее между нами вчера было для тебя не более чем развлечением?
Франческа заставила себя посмотреть ему в глаза.
– Конечно. Мы же оба знали, что в конце концов я сдамся. Это был лишь вопрос…
– Лжешь! У тебя же до этого не было мужчин. Я точно знаю. – Он прищурился, заметив ее улыбку. – Тогда… то, что мы делали прошлой ночью… ты говорила, что все это впервые в твоей жизни. Значит, ты занималась такими вещами и с другими мужчинами?
– Ну да. Может быть, не с таким жаром, дорогой; хочу сказать, ты был очень хорош.
Он влепил ей пощечину, и голова Франчески дернулась назад.
– Сука, – прошептал он. – Шлюха. Мразь. Слезы подкатили к глазам и капельками повисли на ресницах.
– И все это потому, что ты оказался далеко не первым, Макс? – она гордо выпрямилась. – Или потому, что мой маленький гамбит искуснее твоего?
Франческа ждала, дрожа всем телом. Он был способен на все – она видела, что он с большим усилием сдерживает себя, что на шее у него набухли жилы. Наконец, долгие минуты спустя, он оттолкнул ее от себя.
– Ты и твой сводный брат стоите друг друга, – тихо произнес он. – Чтоб вам провалиться!
Она невидящими глазами смотрела, как он повернулся и вышел из комнаты. Дверь с грохотом захлопнулась, Франческа, зарыдав, упала на кровать.
– О Боже, Макс, – шептала она. – Я любила тебя. Я так любила тебя.
Ты все еще любишь его, горько подсказал ей кто-то внутри, и Франческа даже в порыве отчаяния понимала, что это правда.
Наконец веки ее смежились, и она, совершенно изможденная, погрузилась в глубокий и долгий сон. Проснувшись, Франческа увидела, что уже наступил день, и, еще даже не выходя из комнаты, почувствовала: Макс уехал.
В замке никого, кроме Джулии, не было. Франческу не очень удивило, когда домоправительница тоже заговорила по-английски.
– Вас ждет машина, – холодно сказала Джулия. – Она отвезет вас в аэропорт.
– Аэропорт? – прошептала Франческа. Джулия презрительно улыбнулась.
– А вы думали, синьорина, что корсиканцы совсем отсталые люди?
Франческа, отвернувшись, закрыла глаза. Теперь уже неважно, что она думала. Она отдала свое сердце Максу Донелли, а он разбил его.
Что может быть важнее этого?
Ответ на этот вопрос она получила, находясь на высоте тридцати тысяч футов над Атлантикой, когда решила позвонить Чарлзу в Нью-Йорк. Он пришел в ярость, услышав ее голос.
– Черт побери, – негодовал он, – ты что, совсем разум потеряла?! Где ты находишься?
– Я лечу домой, – грустно ответила она, потирая кончик носа. – Я знаю, ты волновался…
– Волновался? Он неприятно захохотал. – Почему я должен волноваться? Волноваться, черт возьми, больше не о чем.
– Чарлз, пожалуйста. Когда мы встретимся…
– Когда мы встретимся, – горько заметил он, – у тебя будет возможность объяснить, как это твоему дружку удалось настолько загипнотизировать тебя, что ты даже пропустила собрание акционеров.
– Собрание… – Франческа с шумом выдохнула. – Прости меня, Чарлз, видимо, я забыла. Уверена, что никто и не заметил моего…
– Донелли скинул меня, – со злостью произнес он.
– Что ты говоришь? Как он мог? У нас же контрольный пакет.
– Да. У нас. У нас двоих, понимаешь? А поскольку тебя не было и ты не участвовала в голосовании.
Внезапно ей все стало до ужаса ясно. Она откинулась на спинку сиденья. Резкий голос Чарлза неприятно гудел возле уха – брат рассказывал, что Макс в течение нескольких месяцев тайно скупал большие партии акций “Спенсер Инвестмент”, что он неожиданно появился на собрании и отобрал у Чарлза руководство компанией, поскольку, кроме Франчески, некому было остановить его.
4Но ей уже не нужно было ничего объяснять. Все вдруг встало на свои места. Франческа поняла, почему Макс повез ее на Корсику, почему держал в Сарсене и почему так легко, так хладнокровно бросил сегодня.
У Максимиллиана Донелли было две цели – низвергнуть Чарлза и соблазнить ее, – и он добился того и другого.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Нахмурившись, Чарлз Спенсер резко отодвинул свой стул и прошествовал к окну. Внизу, под окнами его квартиры, расположенной на крыше пятидесятиэтажного небоскреба, по морозным январским улицам Нью-Йорка сновали похожие на муравьев люди.
Франческа, сидевшая на софе, обтянутой черной лайкой, напротив стеклянной стены, завораживающей ослепительной игрой света, обреченно вздохнула. Она наперед знала то, что сейчас скажет брат.
И он не заставил себя долго ждать.
– Я ненавижу этот проклятый город зимой, – мрачно изрек он. – В прошлом году в это время мы были в Палм-Спрингс, помнишь? Черт возьми, и сейчас бы поехали.
Последние полгода Чарлз с небольшими вариациями без конца повторял подобные речи. С тех пор как Донелли сместил его с поста руководителя “Спенсер Инвестмент”, Чарлз использовал малейшую возможность, чтобы пожаловаться на жизнь, словно они очутились на грани бедности, хотя, говоря по правде, их с Франческой акции приносили теперь доход гораздо больший, чем когда-либо. Макс Донелли стал председателем совета директоров и ввел в состав руководства своего координатора. Фирма процветала.
“Потрясающе”, – прокомментировала произошедшие в компании перемены “Уолл-стрит джорнэл”.
“Новаторство” – таково было мнение финансового аналитика из “Таймс”.
И только Чарлз находил свои, весьма смачные определения для описания деятельности Донелли, к чему сейчас и приступил, поглядывая в окно.
– Этот сукин сын перевернул всю нашу жизнь, – зло произнес он. – Недоделанный ублюдок.
– Ради Бога, Чарлз. – Франческа поднялась со своего места и подошла к нему. – У нас денег столько, что большего и желать не надо, – сказала она, положив руку ему на плечо. – Зачем так изводить себя?
Брат повернул к ней голову.
– Деньги, – мрачно вымолвил он, – еще не все. Мне стыдно показаться на людях, я уже не могу видеть эти вытягивающиеся в удивлении при виде меня лица. Тебе не понять.
