Маргарет Мюр - Кошечка и ягуар
И потом, в постели, она продолжала ему служить, изобретая все новые и новые ласки, раскованно исследуя все закоулки его тела. У нее не осталось ни капли стыдливости. Она была кошкой, и как кошка вылизывала своего великолепного ягуара. Пока он не швырял ее на четыре лапки, прижимая загривок тяжелой лапой и сильным толчком проникая в ее истекающее влагой лоно.
— Что с тобой, Тори? Когда ты успела всему этому научиться? — спрашивал потрясенный и обессиленный наслаждением Алан.
— Просто у меня хороший учитель, — с улыбкой объясняла Тори. — А главное — любимый...
Потихоньку от Алана она работала над его портретом. И это созданное ее руками изображение еще больше укрепляло ее чувство к возлюбленному.
К тому времени, как у Алана закончился отпуск, Тори уже точно знала, что беременна. Но это не помешало ей отправиться с ним в экспедицию.
— Пусть мальчик растет настоящим мужчиной! — заявила она Алану, который пытался напугать ее трудностями походной жизни.
И тот ни разу не пожалел, что взял Тори с собой. Она словно освятила своим присутствием грубоватую мужскую компанию. Неизменно веселая и доброжелательная, она оказывала первую помощь при неизбежных в их работе маленьких травмах. Терпеливо расчищала и склеивала «осколки древних цивилизаций» и даже научилась готовить, чтобы эти одержимые не забывали поесть.
По ночам, в палатке, Тори и Алан любили друг друга. Но иначе, чем прежде. Щадя чувства соседей и оберегая крошечное существо, которое начинало жизнь в глубинах ее тела, они были безмолвны и нежны. И Алан, соединяясь с любимой, испытывал удивительное чувство, как будто он передает ей, пропуская через свое мощное тело, частичку энергии Вселенной. Он подолгу целовал ее пока еще плоский живот и шепотом разговаривал с будущим рыжим шалопаем. Вообще-то, он предпочел бы видеть его высоким брюнетом, красивым, удачливым и респектабельным, как его брат Филип. Но Тори решительно настаивала на рыжем и зеленоглазом фантазере, который сам выберет в жизни свой путь. И каким бы ни был этот выбор, они, родители, не будут ему препятствовать.
Они вернулись домой к осени. Тори по-прежнему выглядела стройной, скрывая свой слегка округлившийся животик под свободными рубашками мужского типа, которые она всегда любила. Первое, что они сделали, это заехали к Анджеле и Филипу, у которых оставили своего маленького Ушастика. Но хозяева, хоть и обрадовались друзьям, Рыжика отдавать отказались наотрез.
— Какого Рыжика? — недоумевала Тори, глядя на пушистого, раскормленного кота, величественно восседающего на любимом кресле Анджелы. — Мы за Ушастиком... Ты хочешь сказать, что это он?
— Вот именно, — подтвердила Анджела. — И скажи, пожалуйста, где ты видишь у него уши?
Уши у этой кругломордой кошачьей личности, конечно, были. Но совсем небольшие, и разглядеть их в пышной апельсинового цвета шерсти было нелегко.
— Понимаешь, Тори, я к нему привыкла, а ты от него отвыкла, — жалобно упрашивала Анджела. — Оставь мне кота, а я за это согласна быть твоей представительницей на бракоразводном процессе.
— Шантажистка, — осуждающе проворчал Филип. — А куда ты денешься? Тори все равно нельзя туда пускать, ей волноваться вредно. А тебе-то что, не ты же разводишься. Съездишь, развлечешься, мир повидаешь.
— Почему это мне нельзя волноваться? — насторожилась Тори. — И откуда вы вообще все знаете?
— О бракоразводном процессе — от твоего отца. Он заезжал, просил передать, что суд состоится через неделю. Анджела уже подписала какие-то бумаги. Мистер Грейхем говорит, что все это — чистая формальность, твой муж согласился на его условия.
— Понятно. А о том, что мне нельзя волноваться, вам тоже отец сообщил?
— Тори, — с улыбкой предложила Анджела, — посмотри на себя в зеркало. Такое счастливо-отрешенное выражение лица бывает только у беременных женщин. И еще — глаза у тебя внутрь обращены. Этого ты в зеркале, конечно, не увидишь. Зато можешь понаблюдать за мной. — Она потянулась, встав из-за стола, и Тори с Аланом увидели, что коричневое в крапинку платье Анджелы слегка топорщится на животе, будто под ним спрятана небольшая подушечка.
Тори, конечно, сразу же согласилась оставить подруге Рыжика. Все равно ей нужен был Ушастик. И будущие мамы отправились в комнату Анджелы, секретничать.
Свадьба Тори и Алана была скромной. На ней присутствовали только самые близкие люди — Анджела, Филип, отец Тори и дядя Джеймс с молодой женой. Да, Старик сам недавно женился и выглядел помолодевшим, совсем как на портрете, висевшем у Тори в мастерской. Миловидная жена Джеймса была моложе его лет на тридцать.
После обряда в скромной церкви Хантингтона, где когда-то крестили Филипа, Алана и Анджелу, все поехали домой к новобрачным обедать. Праздничный обед приготовили замечательные кулинарки миссис Прайс, хозяйка булочной, и ближайшая соседка новоиспеченной четы Йорков миссис Дженкинс. После того как Тори написала портреты этих добродушных тетушек, они прониклись к ней величайшим уважением. Их, конечно, тоже пригласили к столу. И они держались очень чинно, гордясь тем, что сидят за одним столом со знаменитым скульптором.
— Дети, — произнося первый тост, сказал Джереми Грейхем, — вы кажетесь мне воплощением земного счастья, двумя половинками единого целого, которым удалось отыскать друг друга. Дай Бог, чтобы так оно и было.
— Да будет так, — сказал дядя Джеймс.
Все было чудесно: подарки и пожелания, еда и питье. И то, что все гости, несмотря на разницу в возрасте и положении, сразу нашли общий язык. В разгар веселья Тори отвела дядю Джеймса в мастерскую и показала ему портрет.
— Мое счастье началось с вас, — благодарно сказала Тори, глядя на дядю сияющими глазами. — Вы преподали мне урок мудрости и отправили сюда, где я встретила Алана. Чем я могу отблагодарить вас? Вот — хотите забрать свой портрет?
— Детка, ты сделала для меня не меньше, — покачал головой Джеймс. — Знаешь ли ты, что твоя любовь обладает магической силой? Я это почувствовал еще в пустыне. Пусть мой портрет будет у тебя, просто смотри на него иногда вот так, как сейчас. И знай, что в твоей жизни всегда будет все, как ты захочешь. Соединившись с Аланом, вы стали... Впрочем, зачем слова. Ты и так все понимаешь, правда?
Тори кивнула и нежно обняла дядю, которого уже никому не пришло бы в голову назвать Стариком.
Когда гости разъехались, Алан тут же схватил Тори в объятия, словно сто лет к ней не прикасался.
— Жена, — сказал он, словно пробуя это слово на вкус. — Ты теперь моя жена, кошечка... — Он вдруг засмеялся и хлопнул себя по лбу. — Совсем забыл. У меня же есть для тебя еще один маленький подарок.
