Энн Хампсон - Любовь, как следствие вендетты
— Об этом есть какая-то история, — сказала Тони.
Она нахмурилась, пытаясь вспомнить, но потом сказала: — Нет, я не помню.
— Это миф, — начал тогда рассказывать Дарес, улыбаясь собравшимся вокруг него детям, — Когда-то оракул предсказал Алтамену, что тот убьет своего отца, и, чтобы избежать этого, он оставил свой дом на Крите и построил дворец на самой высокой горе Родоса, горе Атабирос. Это и есть гора Атабирос, — добавил он. — Он построил этот дворец здесь, чтобы иногда смотреть на тот остров Крит, который он очень любил. Но как-то его отец — король Крита — захотел повидать своего сына и отправился сюда в сопровождении своей свиты. Он появился здесь переодетым. А Алтамен ошибся, приняв их за пиратов. Его воины убили всех, а сам Алтамен убил своего отца. И так сбылось предсказание.
— Так это было на самом деле? — спросила Луиза.
— Дядя Дарес сказал, что это миф, — вмешалась ее мать. — А миф это вымысел.
— Как сказка?
— Нечто вроде этого.
— Может, двинемся дальше? — предложил Дарес через несколько минут.
— Мы можем остаться в горах или спуститься к морю. Что вы выбираете?
Тони посмотрела на часы:
— У нас есть время и для того, и для другого.
Поход вел их через горы; временами они перебирались через голые каменистые ущелья, где потоки воды каскадом падали на усыпанные камнями ложа, откуда уже спокойно струились к морю. Иногда они двигались сквозь сочную зеленую буйную растительность, где воздух был напоен ароматом сосны и сладким запахом травы. В конце похода они остановились на Холме Мон Смита, недалеко от Родоса. Дети заинтересовались пещерами больше, чем руинами храмов Аполлона и Зевса, и им позволили играть там в их шумные игры. Потом Тони и Пэм позвали их завтракать на заросшем травой выступе скалы под тенью деревьев.
Когда закончили завтракать, Дарес повел машину в Родос и дальше, на прекрасный пляж справа от северного мыса острова. Они прокатились через Старый город, перекусили в гавани Мандраки и, усталые и довольные, в быстро сгущающихся сумерках покатили в Линд домой.
Над морем уже повисла полная большая луна, когда они повернули на дорожку к пляжу. Дом Дареса, построенный на камнях, блестел серебром в свете луны. На склоне холма гордо стоял маленький дом Пэм, выделяясь в темноте голубыми ставнями — цветом Греции.
— Разве мы не счастливы? — подумала Тони.
Чувство счастья еще владело ею, когда, много позже, она сидела на своей кровати, прислушиваясь к каждому шороху в соседней комнате. День был волшебный… Рассказать бы все Даресу! Конечно, может, чуда и не случится и он не влюбится в нее, но это заставило бы его понять ее побуждения и простить их. Она мрачно поняла, что никаких извинений не может быть. Сидя на кровати, мрачно размышляя об этом и не решаясь что-либо предпринять, она вдруг услышала извиняющийся голос Марии. Женщина по=гречески говорила, что звонила мисс Оливия и просила позвонить ей, когда Дарес вернется домой. Мария очень сожалела, очень-очень, что она забыла передать это раньше.
Тони посмотрела на стенные часы. Всего половина одиннадцатого, но все уже устали. Она слышала, как Дарес спустился вниз. Казалось, прошла вечность, прежде чем она услышала, как он возвращается, и одновременно поняла, что от возмущения у нее просто кипит кровь. Он склонил ее к этому браку, потом обратил на нее внимание, а теперь общается со своей бывшей невестой! Только пусть попробует зайти сюда… Тони одернула себя. В любом случае она должна сделать вид, что ничего не поняла из слов Марии.
Иначе Дарес обо всем догадается. И когда ее муж вошел в комнату, она просто сказала:
— Я устала, Дарес, и думаю, ты тоже. Спокойной ночи… И спасибо за чудесный день.
Он, недоумевая, поднял брови.
— Ты все как-то сразу обрываешь.
— Я сказала, что устала.
— Отказываешь мне, хочешь возобновить прежние отношения? — мягкий голос, которым он это произнес, готов был перейти в обычный жесткий.
— Не очень вежливое выражение.
— Не очень вежливая ситуация.
Он прошел в глубину комнаты и встал рядом с ней, глядя на нее сверху вниз. Ее глаза засверкали от возмущения, а щеки покраснели. Изящная линия шеи Тони исчезала под кружевным воротником ночной рубашки. Его взгляд опустился ниже, туда, где под тонкой, как паутина, мягкой тканью, скрывались еще более великолепные линии ее тела.
— Что случилось, Тони?
Она нетерпеливо вздохнула и сказала:
— Я же сказала: я устала.
Последовала небольшая пауза. Дарес обернулся и несколько странно посмотрел на дверь позади него. Он спокойно, казалось, размышлял.
— Жаль, — протянул он наконец. — А я не устал.
Она сердито посмотрела на него.
— Ты же сам сказал, что устал. Поэтому мы и вернулись так рано… мы все устали.
Довольная улыбка коснулась его губ.
— Ты, моя дорогая Тони, ты меня возбуждаешь… как бы я ни устал.
Кипящая ярость захватила ее. Что сказать, чтобы не отдаваться ему? Она могла бы, конечно, сказать ему, что видела его с женщиной, но, несомненно, это очень странное время для подобных разговоров. Нет, Дарес неглуп; как только она упомянет об Оливии, он тут же поймет, что она поняла все слова Марии.
— Я предпочла бы, чтобы ты ушел, — холодно сказала она, каким-то чудом сдерживая готовую вырваться ярость.
— Но я собираюсь остаться!
— Я буду с тобой драться!
Несмотря на эту отчаянную угрозу, на глаза ее навернулись слезы.
— Хорошо. Я уже как-то говорил, что мне это нравится, — медленно проговорил он и легким щелчком выключил верхний свет, оставив гореть только мягкую ночную лампу под розовым абажуром. — Я не верю, что тыбудешь драться со мной, Тони, но мы сейчас посмотрим, — засмеялся он и бросился на нее.
И Тони не смогла ему отказать. Несмотря на то, что ее душила ненависть к этой неизвестной ей женщине, что она неистово ревновала Дареса, она не смогла отказать его порыву. Она обвила ногами его талию и почувствовала, как нечто твердое вкрадчивыми толчками погружается в нее, наполняет ее, заставляет трепетать в унисон с этими толчками. Она почувствовала, как ее переполняет счастье обладания этим роскошным, неутомимым мужчиной, и еще выше подтянула колени, раскрываясь, в инстинктивном желании вобрать его в себя еще глубже… и глубже… и глубже…
Со склона холма доносился детский смех, и Тони улыбнулась, услышав его, входя в дом сестры.
— Они на вершине холма, — ответила Тони на вопрос Пэм, не видела ли она где-нибудь детей. — Странно, что ты не слышишь их.
— Я была занята в глубине дома… А, да, теперь слышу.
— У тебя здесь действительно прекрасное местечко.
