Элизабет Уолкер - Странный каприз
— Повернитесь, — почти грубо приказал он.
Присцилла повернулась, и Крейг сразу же заметил завязки: здесь они были не завязаны, а просто стянуты вместе. Крейг осторожно распустил их.
— Вот так, — произнес он.
Одним легким движением Присцилла сбросила с себя кринолин.
— Спасибо, Крейг! Вы мне очень помогли!
Крейг с трудом сглотнул и произнес хрипло:
— Зачем вы все это затеяли?
На этот вопрос Присцилла предпочла не отвечать. Она наклонилась и поцеловала Крейга в щеку.
— Спокойной ночи, — произнес он напряженным голосом, стараясь не встречаться с ней глазами.
— А вы не хотите уложить меня в постель?
Крейг стиснул кулаки.
— Вы собираетесь спать прямо так? — спросил он, указывая на лифчик и трусики.
— Почему бы и нет? Так вы уложите меня в постель?
— Почему бы и нет? — словно эхо, насмешливо откликнулся Крейг. — Я ведь только тем и занимаюсь, что укладываю полуобнаженных женщин в постель, желаю им спокойной ночи и ухожу. Зубы почистить не хотите?
— Да, конечно, — отозвалась Присцилла. — Подождите минутку.
Она выпорхнула из спальни, оставив его посреди комнаты неподвижным, словно соляной столп.
Конечно, умывание и чистка зубов заняли больше минуты; но Присцилла не сомневалась, что Крейг подождет — хотя бы из любопытства, каков будет следующий номер программы.
Когда она вернулась, Крейг все так же стоял посреди спальни. У Присциллы мелькнула мысль, что она слишком жестоко с ним обходится, но, не додумав эту мысль до конца, она достала из комода расческу и принялась расчесывать волосы. При каждом движении грудь ее соблазнительно вздымалась. Крейг уже и не пытался отводить взгляд; лицо его выражало усталую покорность, но руки конвульсивно сжимались в кулаки, и при виде этих неосознанных движений Присцилла дрожала от желания.
— Пора в постель, — радостно сообщила она, кладя расческу и поворачиваясь к нему. — Термостат в холле. Не могли бы вы по пути назад немного снизить температуру?
— Да здесь и так почти мороз, — проворчал Крейг.
— Не люблю спать в тепле. Что толку излучать тепло, если его даже не чувствуешь?
Она откинула одеяло, взбила подушку и забралась в постель. Крейг, стоя в нескольких футах от кровати, словно загипнотизированный, следил за каждым ее движением. Присцилла вздохнула и улеглась, укрывшись до подбородка. Там, под одеялом, она сняла с себя лифчик и трусики и бросила их на пол.
— А теперь подоткните мне одеяло.
Двигаясь словно послушный робот, Крейг приблизился к ней. Подняв нижнее белье, он дрожащими руками положил его на столик, затем подоткнул одеяло и выпрямился, не сводя с Присциллы сверкающих глаз.
— Спокойной ночи, Присцилла.
— Вы не хотите поцеловать меня на прощание?
— Не хочу.
Присцилла наморщила брови.
— Я вас чем-то обидела?
— Нисколько. Припомните сегодняшний вечер и скажите, чем вы могли меня обидеть? Это же обычное дело — являться на официальное мероприятие в экипаже и маскарадном костюме. Ни один, даже самый чувствительный мужчина и не подумает обидеться, если из него сделают идиота на потеху всем его друзьям и знакомым, не говоря уж о родителях. Только надутый дурак сочтет себя оскорбленным, если дама использует его вместо горничной!.. Нет, такой наглости я в жизни не встречал! Что я, по-вашему, евнух? Из чего я сделан?
— Из камней, и ракушек, и зеленых лягушек, — с улыбкой ответила Присцилла. — Вот из этого сделаны мальчики…
— Я вам не мальчик! — рявкнул Крейг.
— Тише! Наверху живут соседи, которым тоже пора спать. — Присцилла похлопала ладонью по кровати. — Садитесь, Крейг, и поговорим как взрослые люди.
— Я ухожу, — упрямо ответил Крейг — уже во второй или в третий раз за этот вечер.
— Пожалуйста, не уходите, — мягко попросила Присцилла. — Я хочу, чтобы вы меня поцеловали!
— Нет, я таких женщин никогда не встречал! — Он действительно терялся от ее непредсказуемости. — Присцилла, неужели вы не понимаете, как безжалостно меня дразните?
— Понимаю.
— Тогда зачем?..
Нежная улыбка заиграла на ее чувственных губах, глаза блеснули в полумраке.
— Затем… затем, что мне это нравится. Это так сексуально, что я… я едва могу удержаться… — Она снова приглашающе похлопала ладонью по кровати, и на этот раз Крейг подчинился.
— Вы меня соблазняете? — изумленно спросил он. — Присцилла, вам незачем меня соблазнять…
— А мне показалось, что есть зачем, — ответила она, садясь в постели и натягивая на обнаженную грудь одеяло. — Но скорее всего я делала это для себя. Мне нравится чувствовать свою власть — над собой… или над кем-нибудь еще. И неужели вы поверили, что я после всего этого выгоню вас на улицу? — Она улыбнулась лукаво и вместе с тем наивно. — Вы меня прощаете?
Крейг со стоном сжал ее в объятиях.
— Не могу поверить! — прошептал он, уткнувшись лицом в пышные волосы. Он покрывал ее лицо легкими поцелуями, пока не достиг рта — и тогда сжал ее губы своими с такой страстью, словно надеялся целовать ее вечно. Счастливый вздох вырвался из груди Присциллы.
— Хочешь, я тебя раздену?
— Я быстрее справлюсь с этим сам, — поспешно ответил он. Такая непредсказуемая женщина могла в любой момент передумать.
Затаив дыхание, Присцилла смотрела, как он торопливо освобождается от смокинга, рубашки и брюк и швыряет их на кресло-качалку — по всей видимости, его не беспокоило, что выходной костюм может измяться. Присцилла любовалась его мощной грудью, широкими плечами, рельефными мышцами. Видимо, Крейг регулярно занимался спортом. Наконец он предстал перед ней полностью обнаженным — и Присцилла своими глазами убедилась в том, сколь велика его страсть.
Он подошел к кровати и протянул руку к лампе.
— Выключить?
— Если не возражаешь, давай оставим.
— Нисколько не возражаю, — улыбнулся Крейг.
Раздеваясь, он спешил, но в постели действовал с чувственной медлительностью. Груди Присциллы ныли в ожидании его прикосновения.
— Без лифчика они еще красивее, — прошептал он, и Присцилла рассмеялась.
Желание нарастало в ней, словно речная вода в половодье. Все восхищало ее — и вкус его губ, и нежные прикосновения рук к обнаженной груди, и сплетение ног, и волнующая близость его сильного мускулистого тела.
Прежде она мечтала увидеть Крейга у своих ног, но сейчас, когда он покрывал ее тело поцелуями, готова была сама упасть к его ногам и молить о пощаде. Все существо ее изнывало от нестерпимой жажды. Она стонала и извивалась в его объятиях; она думала, что умирает — о, какая сладкая смерть! Наконец, когда желание ее достигло вершины, тела и души их соединились, и Присцилла познала блаженство разделенной любви.
