Эмма Ричмонд - Сейчас или никогда
Роан содрогнулась.
— Тяжело тебе пришлось?
Он передернул широкими плечами.
— Да уж! Видимо, пожарником мне не быть никогда. По-моему, я не способен совершить такое вторично. Бросился туда, совершенно не раздумывая. Глупо, конечно, — добавил он, прижимая ее к себе. — Сам не понимаю, как взлетел по горящей лестнице, готовой вот-вот обрушиться. Ничего не видел перед собой, даже дышать и то не мог.
Женщина сказала, что ребенок в задней комнате, и я подумал: спокойно, вверх по ступенькам, потом по площадке, последняя дверь налево. Только когда ничего не различаешь в дыму, чертовски трудно ориентироваться. Не знаешь, где лево, где право. В результате мне повезло, но моя глупость могла погубить и меня, и ребенка.
Дверь в комнату, где находился малыш, к счастью, оказалась закрытой, поэтому смрад туда еще не добрался. Там, конечно, тоже было несладко, но по крайней мере можно было дышать. Я выбил дверь… Ну ни одной мысли. И тут вдруг мелькнуло: какое первое правило при пожаре? Открыть все двери. Я и оставил ее распахнутой. На ощупь добрался до колыбельки, выхватил младенца, закутал в одеяло, и тут прямо ко мне подступило пламя.
Господи! — Вспомнив пережитое, Арден передернулся. — Только тогда я понял, что запросто могу умереть. Я был уверен, что живым из этой передряги мне не выбраться, если окно сделано из таких же частых переплетов, как с фасада. Верно говорят: Бог хранит алкашей и тупиц. Замечу, что к первой категории себя не причисляю, зато ко второй… Итак, это окно было из цельного стекла и открывалось снизу вверх. Я приподнял его, закрыл плечами ребенка и прыгнул.
Роан намертво вцепилась в руку Ардена. Она поймала себя на мысли, что во время всего рассказа в мельчайших подробностях вместе с ним переживала этот кошмар.
Он тоже сжал ее руку, потом отпустил и потряс головой, будто отгоняя наваждение.
— Ладно, все хорошо, что хорошо кончается. Прими душ, а потом мы ляжем спать, — велел он мягким голосом.
Роан устало кивнула и пошла в ванную.
Пока она смывала грязь, боль и опустошение, а потом промокала мягкой губкой поврежденный лоб, волей-неволей раздумывала о событиях этого бесконечно долгого дня. Услыхав, что дверь ванной открылась, она расслабленно повернула голову и увидела, как Арден, уже без свитера, подошел к зеркалу над раковиной и принялся разглядывать свое перепачканное лицо. Потом обеими руками тяжело оперся о раковину и замер в этой позе.
— Для таких подвигов я становлюсь несколько староват, — пробормотал он. — Мне хочется покоя, Роан, покоя и тепла. А главное — любви. И вообще, я так устал, что засну прямо сейчас, где стою, вот на этом самом месте.
Прелестные глаза Роан увлажнились; она медленно вышла из душевой кабинки, мельком взглянула на испачканную кровью губку и швырнула ее в мусорный бачок. Потом наполнила ванну горячей водой, завернулась в мохнатое полотенце и подошла к Ардену. Потерлась подбородком о его плечо и легонько ткнула в бок.
— Оторвись от раковины. Пойдем смоем с тебя эту мерзкую сажу… Хотя нет, оставайся как стоишь.
Она взяла с полки кусок душистого мыла и тщательно вымыла его густые волосы и измазанное лицо, затем подвела его к ванне.
Когда совместными усилиями были сняты джинсы, трусы и носки, Арден с блаженным стоном погрузился в воду. Роан намылила ему спину, потом грудь, на которой еще ярче выступили неровные царапины. Так, их нужно смазать кремом, вяло подумала Роан, но под рукой такового не оказалось, и она решила, что он обработает их сам. Потом…
Арден лежал в ванне, откинувшись на спину и закрыв глаза, а Роан, забыв о всех перипетиях минувших дней, любовалась его волевым лицом и вспоминала о том, как хорошо им было вместе в то лето… Вовремя спохватившись, она сняла с крючка шланг, смыла оставшуюся пену и приступила к омовению ног.
— Все хорошо, мой храбрый воин, — вполголоса бормотала она, — ты с честью выполнил свой долг.
Не раскрывая глаз, он что-то неразборчиво буркнул, видимо, чтобы дать ей понять, что еще не спит и все слышит. Роан улыбнулась и потянула его за руку.
— Теперь можно идти спать.
Арден нехотя приоткрыл ресницы и дремотно улыбнулся в ответ.
— Утром буду ненавидеть себя за эту слабость, — сообщил он. — Мы с тобой одни, в ванной, голые…
Шутит, подумала Роан, просто шутит. Чтобы поддержать и ее, и себя.
Со вздохом он поднял из ванны свое большое, мускулистое тело, взял протянутое полотенце и вылез. Едва его левая нога коснулась пола, он сморщился от боли. Нет, решила Роан, завтра же надо сделать рентген… но тут же одернула себя: завтра она будет уже далеко отсюда и не сможет проследить.
Даже если Арден станет упрашивать ее остаться, она ни в коем случае не должна поддаваться на уговоры, иначе обречет себя на постоянные муки. Снова терпеть его холодность, которой и без того хлебнула вдоволь не только от него, но и от отца? Роан нервно вздрогнула. Нет уж, довольно, она выпила свою чашу до дна!
Она прошла в спальню, откинула одеяло, подождала, пока Арден залезет в постель — нельзя же после всего, что случилось на пожаре, выгонять его в холодную ночь! — и заботливо укрыла его.
— Закрой глаза, — шепнула она.
Арден что-то промычал, отвернулся к стене и мгновенно заснул.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Сперва Роан немного поразмышляла, устроиться ли ей в кресле или спать поверх одеяла, но ей нестерпимо хотелось в последний раз прижаться к родному теплому телу, обнять его, потому что… потому что она его любила. Любила всегда. А сейчас — даже еще больше. И если Патриции суждено обладать им всю оставшуюся жизнь, неужели она не простит ей, Роан, эту самую-самую последнюю ночь? Простит. Иначе не может быть.
Роан так вымоталась, что не могла даже мыслить логично. Она еще немного постояла над мирно спящим Арденом, потом улеглась рядом, свернулась клубочком и смежила отяжелевшие веки. За окном взвыли сирены пожарных машин; она слабо дернулась — и погрузилась в забытье.
Проснулись они почти одновременно, чуть позже десяти, и обнаружили, что лежат, тесно прижавшись друг к другу, соприкасаясь лицами, переплетясь ногами. Медленно подняв длинные ресницы, Роан встретилась со смеющимися серыми глазами Ардена.
— Господи, до чего же хорошо! — пробормотал он.
— Да, — с грустью в голосе согласилась Роан.
— Мы достаточно нанесли друг другу душевных ран, правда? Целый год вели себя как два идиота.
— Да.
— Только подумай: год страданий, тоски, желания увидеться, чтобы…
— Да, — в третий раз сказала она, не давая ему возможности закончить мысль. Она знала, что за этим последует: «Будь счастлива, дорогая, и приезжай к нам на свадьбу». — Мне пора вставать.
