Патриция Поттер - Менестрель
— Ты полагаешь, я смогу отыскать ее здесь? Разве тут есть хоть одна девушка, которую ты мог бы представить в роли моей будущей жены?
Рис ухмыльнулся.
— Это верно. Не мог бы. Так и быть, одолжу я вам мою лютню. А виолу себе найдите сами. Мне моя нужна, чтобы соблазнить собственную служанку, — его улыбка померкла, — Но если вы не вернетесь через две недели, я отправлюсь за вами.
— Мне не нужна нянька, — угрюмо сказал Дункан, хотя по правде говоря, высоко оценил преданность своего слуги.
— Мы еще подумаем об этом. Когда вы намереваетесь отправиться?
— Утром. Я больше не могу оставаться в таком обществе.
— Если вы женитесь, к вам в гости пожалует не только эта честная компания, но и сам король.
— Ох, Рис, ты всегда напоминаешь мне о таких неприятных вещах.
— Это цена богатства и престижа, милорд. Вам лучше привыкнуть к этому.
— Мне кажется, это хуже чем битва, — сказал Дункан, — У меня нет таланта к политике.
— Вам удалось вновь вернуть свои земли. Полагаю, талант к политике у вас все же есть.
Это идея Дункану не понравилась. Ему доставляло удовольствие мечтать о свободе.
— Вижу, вы решились, — сказал Рис, — Я знаю вас достаточно хорошо, чтобы больше не спорить. Но, может быть, вам стоит разучить еще несколько песен.
— Нет, того что я знаю, достаточно, — заявил Дункан, — а если я не выеду с утра, я сойду с ума и всех их повыкидываю отсюда.
Блеск в глазах Риса смутил Дункана. Он отогнал от себя сомнение. Ему редко не удавалось выполнить задуманное, и конечно, он сможет быть не хуже того мужчины, что выступал перед ними сегодня вечером. Все равно того никто не слушал.
Завтра с утра он проснется уже с совсем другой профессией.
Глава 2
К своему огорчению, Дункан вскоре обнаружил, что оказался не слишком умелым менестрелем. Это стало горьким лекарством для человека, привыкшего во всем преуспевать.
Дункан так и не понял, что он делал не так. Ведь он спланировал все так тщательно. У Риса и у других своих подданных Дункан позаимствовал поношенную одежду. Он подобрал себе репертуар. Он даже репетировал. Дункан очень надеялся если не на признание, то хотя бы на успех…
Но как можно хоть кого-то развлечь, если тебя никто не слушает? Когда все они пьют, смеются и сплетничают?
О, конечно, он играет достаточно умело, говорили его временные наниматели. Однако обнаруживает странное стремление сердито смотреть на слушателей, а в его репертуаре одни лишь войны да битвы.
Он наводит тоску, так Дункану и сказали. Нет ли у него любовных песен? Или потешных шарад? Под его печальную музыку невозможно танцевать. Никто не захочет с вожделением вглядываться в глаза другого человека, когда менестрель поет о смерти и разрушениях.
Вот дерьмо! Он так и знал.
Он нигде подолгу не задерживался, так что смог по достоинству оценить всю значимость женщин, управляющих хозяйством в замках. Трое из них уволили Дункана. Причем с неприличной поспешностью. Особенно последняя.
Нужно было послушаться Риса. Он всегда сможет вернуться и признать поражение, но такие признания давались Дункану нелегко. Как же ему научиться изображать на лице более приятное выражение, если часть его физиономии обезображена шрамом? Он пытался объяснить, что это «украшение» ему досталось от рассерженного лорда.
Один из нанимателей — барон средней руки, ей-богу — заявил, что ему абсолютно ясно, откуда у Дункана взялся шрам.
— Несомненно, это дело рук недовольного работодателя, — заявил он.
Дункану потребовалась вся сила воли, чтобы не выхватить меч и не украсить шрамом того самого. Случись так, о воинствующем менестреле пошли бы слухи, и его никто бы не нанял.
Кроме того, он еще не готов сдаться.
Дункан собрал свои нехитрые пожитки и забрал клячу, найденную им по дороге. Кто-то избил животное, и Дункан купил его на деньги, прихваченные с собой в дорогу. Святые угодники, это был самый жалкий кусок конины, когда-либо им виденный, но через несколько дней хорошего питания лошадь выглядела уже куда лучше.
Дункан решил пойти пешком. Он находился в гораздо лучшей форме, чем кляча. От других музыкантов Дункан слышал, что в каких-то пятидесяти милях к северу можно найти временное пристанище. Какой-то граф затевает прием, который может продлиться недели две, а то и больше.
Может, в пятидесяти милях отсюда он сможет научиться улыбаться.
Мысль это вызвала на его лице недовольную гримасу.
Чума на ваши клятвы!
***
Линнет украдкой выскользнула из своей комнаты в этот ранний утренний час. Из гардероба своего отца она позаимствовала обтягивающие штаны, предназначенные для раздачи неимущим, и укоротила их под свои ноги. Она также отыскала старую, давным давно изношенную куртку. Свои длинные волосы Линнет скрыла под шляпой, обернув их вокруг верхней части головы.
Девушка обещала отцу позаботиться о гостях, но ни один из них не проснется до полудня. Они ели и пили до поздней ночи.
Никому ведь не повредит, если она незаметно ускользнет на несколько часов, пока не проснутся ее отец и гости. Она вернется прежде, чем ее отец узнает об этом.
Женихи находились здесь уже дня три, и Линнет была готова сойти с ума. Первый — виконт Уикхем — был красив и предупредителен; но он ущипнул ее прошлой ночью и пнул одну из собак. Линнет никогда бы не смогла выйти замуж за того, кто бьет ногой собаку.
Второй — лорд Мэнфилд — оказался куда более приятным человеком, но очевидно положил глаз лишь на ее младшую сестру. Линнет видела, как они вдвоем шепчутся и хихикают. Проявив к нему свою благосклонность, она бы нанесла глубочайшую обиду Эвелин.
Третий — Роберт, граф Келлум — выразил мнение, что образованная женщина — порождение дьявола, а единственное предназначение оной — рождение наследников.
С лютней в руке девушка направилась вниз по ступенькам. На эту часть Англии после стольких лет гражданской войны определенно снизошел мир, так что охранников было совсем мало. И даже те, подозревала она, уснули после ночного разгула.
Однако, несколько слуг разжигали камины в зале и на кухне. Линнет без труда проскользнула мимо них и поспешила к конюшне. Конюха, в чьи обязанности входило бодрствовать и седлать лошадей, нигде не было видно. Линнет не смогла бы поднять большое седло, да и не хотела этого ни в коем разе, предпочитая скакать по-мужски, без седла. Она надела уздечку на кобылу и повела лошадь к подставке для посадки, где и взобралась на нее, обхватив ногами бока Брайди.
Девушка склонилась к лошади и прошептала:
