Людмила Леонидова - Женихи из Брэнсона
Маша беспомощно улыбнулась.
— Может быть, у тебя, дружочек, обострение аллергии на нервной почве? Говорят, тебе от профессора здорово попало за то, что ты его ослушалась.
Маша по-прежнему молчала.
— Ладно, если курс супрастина не поможет, будем думать, что с тобой делать дальше.
— То есть как это делать? — всполошилась девушка.
— Давай не будем забегать вперед. Возможно, наглотавшись воды, ты усугубила свое состояние, то есть начавшуюся аллергию.
— Да, мне тяжело дышать, — призналась Маша.
— Не нравится мне все это, — говорит врач, внимательно рассматривая вздувшиеся пятна на ее теле. — Понаблюдаем несколько дней, а пока — постельный режим.
К ночи Маша стала задыхаться. Разбудив профессора и капитана, врач стал настаивать на ее срочной госпитализации.
— Анафилактический шок, — поставил он диагноз, — нужны специальное оборудование, препараты, капельница.
— Может быть, попробуете что-нибудь еще предпринять, — чувствуя ответственность за ее состояние, попросил руководитель экспедиции.
— Еще раз повторяю, без оборудования невозможно. Даже в Москве этим располагает не каждая клиника.
— Будем запрашивать помощь у американцев, — принимает решение капитан.
И в эфир понеслось сообщение:
…Советский корабль, дрейфующий у берегов Америки, срочно просит откликнуться близрасположенные медицинские службы. На борту находится тяжелобольная, предположительный диагноз — анафилактический шок. Необходима госпитализация. Координаты сообщаем…
Через несколько часов в темном небе над Атлантикой закружил вертолет с опознавательными знаками американских спасателей.
Выбившегося из сил бортового врача с кислородной подушкой заменили двое здоровых парней, которые легко подхватили почти бездыханное тело Маши.
— Сообщите, как она, — попросил на прощание доктор.
— Все будет о’кей, — пообещали американцы, и вертолет взял курс в сторону небольшого городка, где находился военный госпиталь.
4
Белая шапочка на высоко начесанных рыжеватых волосах девушки, длинные черные стрелки в уголках подведенных глаз, модная стойка блузочки, выглядывающая из-под халата.
Маша пробует пошевелиться, но капельница сковывает движение.
— Привет, — по-английски произносит девушка, заметив, что Маша вовсю глазеет по сторонам, — меня зовут Дженни. Я медсестра.
«Как на уроке английского языка», — думает Маша, и заученный топик, словно надоедливая пластинка, сам по себе возникает в мозгу. Маша будто со стороны слышит свой голос:
— Мое имя Маша. Я живу в Москве. Я аспирантка, будущий ученый-океанолог. — Стоп! В тяжелой голове вдруг возникает картинка ее находки — темного жемчуга, и она вскрикивает на родном языке: — А где мои жемчужины?
— Извини, я не понимаю по-русски, — говорит девушка в белом колпаке.
Маша обводит глазами комнату: здесь множество необычной медицинской аппаратуры, рядом девушка, почему-то говорящая по-английски. В ногах к кровати приколота какая-то табличка.
— Где я? — вновь по-английски спрашивает Маша.
— В окружном госпитале США.
— Я в Америке?!
— Да. — Девушка резко кивает, и загогулина из рыжих волос, уложенная полумесяцем на скулах, достает ей до губ.
— Больная проснулась? — В палату легкой походкой входит мужчина. Коротко стриженый ежик и худоба делают его похожим на мальчишку, и если бы не строгий, деловой взгляд темных глаз из-под узеньких, вытянутых стекол очков, его можно было бы принять за медбрата, помощника рыженькой.
Но девушка вскакивает и, отойдя от Маши в сторону, четко докладывает:
— Доктор, больная проснулась десять минут назад. Я добавила физраствор в капельницу. — И, бросив взгляд на приборную доску, сообщает: — Давление нормализовалось.
Врач наклонился над Машей, она почувствовала терпкий запах одеколона и увидела едва пробивавшуюся на щеках щетину.
— Будем знакомы, — с сильным акцентом произнес он по-русски, — я Джон Спарк — твой лечащий врач.
— Я… — Маша вновь хотела повторить свой топик, но доктор остановил ее.
— Все, что нам нужно о тебе знать, мы знаем. Тебе нельзя напрягаться.
Но вопреки предостережениям врача Маша все же взволнованно спросила:
— Доктор, я правда в Америке?
— Такая же правда, как и то, что спасательная служба доставила тебя вертолетом к нам в госпиталь.
— Что со мной случилось?
— Анафилактический шок, связанный с аллергией на один из видов ядовитых водорослей. Когда ты поправишься, я покажу в микроскоп твой аллерген. Договорились? А теперь тебе нужен покой, потому что, как мне кажется, шок был спровоцирован не только конкретным аллергеном, но и нервным стрессом. Вероятно, у тебя были какие-то проблемы.
— Господин Джон, — сказала Маша, вспомнив, как на одном из научных симпозиумов обращалась к американскому ученому.
Врач поморщился:
— Зови меня просто Джон, мы же с тобой почти ровесники и в какой-то мере коллеги.
— Я хотела спросить, были ли при мне какие-нибудь вещи?
— Здесь тебе дадут все, что необходимо.
— Нет, Джон, у меня были… — Маша замялась, не зная, как объяснить, что ее беспокоит. — Это имеет большое значение для моих научных изысканий. Если можно…
Джон с пониманием закивал.
— Дженни, принеси больной ее вещи.
Подключенная к аппаратуре, Маша не могла пошевелиться, поэтому ее небогатые пожитки разбирала медсестра, жестами показывая Маше, тот ли предмет ее интересует.
Когда из жестяной коробочки выкатились черные жемчужины, Маша обрадованно закричала:
— Это то, что я ищу!
— Ой, какая красота! — всплеснула руками Дженни и приложила самую крупную жемчужину к мочке уха.
После окончания университета Джон несколько лет работал в небольшом прибрежном городке. Худощавый, с непомерно длинными руками и острыми ключицами, он не походил на уважаемых среди пациентов докторов, накопивших не только медицинский опыт работы, но и, как они сами любили шутить, жировые складки в брюшной и шейной области. Джон немного стеснялся своей молодости. Солидность ему придавали очки. Для большей важности он даже хотел отпустить бороду. Но одна девочка-пациентка, поздно вечером увидев его обросшего, испугалась и заплакала. Только выбрившись начисто, он вновь завоевал доверие ребенка.
— Ты как новенький! — обрадовалась малышка. — Отлепил бороду? — спросила она и, протянув ручку, убедилась, что щетины больше нет.
С тех пор каждый вечер она требовала, чтобы он пожелал ей доброй ночи.
