Оливия Уэдсли - Горькая услада
Никто не мог бы отрицать, что девушка необычайно привлекательна.
«Я никогда не видел подобной кожи, — подумал Родней. — Честное слово, она — самое очаровательное создание, которое я когда-либо встречал».
Он упрямо сжал губы и прищурил глаза; погруженный в глубокую задумчивость, он медленно двигался вперед.
Мысли лениво плелись в его мозгу… Придется обосноваться, в конце концов, устроиться, как хочет Эшли… сделать то, о чем тот всегда говорит ему…
Глубоко вздохнув, он вспомнил вдруг о замке Рентон. Как там теперь должно быть хорошо! Все в цвету, а разбитый по датскому образцу сад с клумбами редкостных тюльпанов представляет из себя настоящую вакханалию ярких красок… Старый садовник Смайлс — мастер своего дела.
Внезапно его охватила сильная тоска по родине, по близким, по родному языку; ему стало как-то не по себе.
Эта девушка… Сильвия…
В конце концов, если он даже вел себя, как дурак, то она, конечно, поняла, что его поведение всего лишь дурачество… Лучше не встречаться с ней больше.
Родней оставил автомобиль у подъезда и поднялся к себе, чтобы принять ванну и переодеться.
Он был уже почти готов, когда Эшли въехал в своем кресле в комнату. Яркий свет дня, струившийся в окно, еще более подчеркивал его изможденный вид.
— Ты себя скверно чувствуешь сегодня? — мягко спросил Родней.
— Скверно так же, как и всегда — это будет вернее! — мрачно усмехнулся Эшли. У него в руках была связка каких-то бумаг. — Документы весьма важные, — сказал он, указывая на них. — Родди, дорогой, мне нужно поговорить с тобой.
Родней кивнул в знак согласия; он придвинул к креслу Эшли бамбуковый стул, закурил и, усевшись рядом с братом, весело объявил:
— Я готов.
— Я чувствую себя сегодня особенно плохо, — стараясь говорить спокойно, начал Эшли. — Может быть, это из-за жары, а может быть, и по самой обыкновенной причине. Во всяком случае, мое скверное самочувствие заставило меня призадуматься о делах. Я решил, что нам лучше всего сейчас же вернуться в Англию. Мне хотелось бы, чтобы ты женился, и как можно скорее.
Он замолчал и посмотрел на Роднея, который, в свою очередь, взглянул на брата. Оба улыбнулись: Родней несколько зло, Эшли с трогательной нежностью.
— Я согласен, — ответил Родней, стараясь казаться веселым. — Но дай мне немного времени, чтобы опомниться, — неделю или две — хорошо?
Оба рассмеялись, и Эшли сказал:
— Мы приедем в Лондон к началу сезона и посмотрим, как пойдет дело. Будем надеяться, что ты встретишь «ее» и станешь встречаться с ней всю осень. Но только не откладывай, пожалуйста, в долгий ящик развязку событий, потому что у меня предчувствие, что я долго не протяну. А мне бы хотелось быть шафером на твоей свадьбе. Я знаю, что ты понимаешь меня, и бесконечно признателен тебе за это. Но мне иногда кажется, что ты любишь замок Рентон больше, чем я, и поэтому сам не допустишь, чтобы он перешел к Аллентонам. Мне кажется, что мы обязаны сохранить его навсегда таким, каким получили. А они немедленно разодрали бы поместье по частям и сделали бы из замка показательный музей.
— У меня будет сын, который станет таким же консерватором, как и ты. Он, вероятно, начнет голосовать еще в колыбели, — сказал Родней.
Эшли не рассмеялся в ответ на это шутливое замечание. Он никогда не был таким жизнерадостным, как брат. До войны он был в меру веселым молодым человеком, но теперь тяжелая болезнь в корне изменила его характер. Эшли стал фанатиком в некоторых вопросах, особенно, когда дело касалось фамильного замка, который, согласно оговорке в завещании, переходил вместе с Северным поместьем к дальним родственникам, если носитель титула не оставит наследника. У Рентонов были другие, более близкие родственники, к которым Эшли относился вполне доброжелательно, — молодые люди, взгляды и политические убеждения которых так же консервативны, как у него самого; они бы продолжали управлять имением, как это делал он.
Но Аллентоны, имевшие право наследования, если у Роднея не будет детей, отличались большим свободомыслием.
— Безумцы! — со злобной яростью говорил о них Эшли, а Родней, которому они очень нравились, считал, что у них есть какой-то заскок: у них были определенные убеждения и стремления, ради которых они жили и которые, по мнению Роднея, сводились к весьма большим неудобствам: к разделению земли, основанию городов-садов, повышению заработной платы и так далее; все же, в глубине души, Родней восхищался ими, Эшли — больной и раздражительный — проклинал их.
Внезапно он сказал:
— У тебя есть одна очень странная черта, Родди: ты способен под влиянием внезапного порыва сойти с прямого пути, быть благодарным до идиотизма. А такого рода безрассудное благородство очень редко приводит к счастливому равному браку. Только одинаковое происхождение и воспитание, общие вкусы и интересы могут дать это. Целая лекция, не правда ли? Но я до сих пор не могу забыть той маленькой француженки и твоего увлечения ею. Ты во что бы то ни стало хотел спасти ее. Выздоровление для тебя никогда не было так необходимо, как тогда.
Родней рассмеялся — он был сердит на Эшли за неуместное напоминание о давно забытом романе, но все же слишком любил и жалел брата, чтобы позволить себе высказать хоть малейшее недовольство.
— Каюсь. Виновен. А теперь поговорим о будущем. Мне нравится твой план, Эш. Странно, но, возвращаясь домой, я подумал о том, как хорошо было бы побывать в Рентоне. Давай поедем раньше туда, а потом уже отправимся в Лондон на поиски моей будущей жены.
Эшли положил свою худую бледную руку на сильную руку брата.
— Я думаю, ты мог бы сто раз на день бросить меня и не считаться со мной. Как тебе не надоест возиться с калекой?
— Какая чепуха! — возразил Родней, краснея.
Он поднялся.
— Не хочешь ли пройтись немного? Можно зайти в казино. Там теперь, вероятно, не много народу; тебе нужно прогуляться.
Эшли, по обыкновению, совсем не хотелось выходить, но он знал, что Родней предложил ему это потому, что чувствовал себя не в своей тарелке.
— Отличная мысль! Позвони, пожалуйста, Григсу.
Кресло Эшли поставили в большой закрытый автомобиль, и он мягко покатил по направлению к казино. Родней вошел за креслом брата в большие залы для игры в рулетку. Людей пока действительно было немного, но мало-помалу казино стало наполняться: посетители торопились поиграть до тех пор, пока нужно будет вернуться в отель, чтобы переодеться к обеду.
Какой-то человек, игравший за центральным столом, со скрытым любопытством внимательно следил за обоими братьями. Немного погодя он поднялся, спрятал в карман выигрыш и подошел к одному из кассиров.
