Наура Торлингтон - Если я полюблю…
Теперь Джейк Дикен не смотрел на нее. Его взгляд был обращен к океану. Казалось, он мучительно размышляет о чем-то, и Линде ничего не оставалось, как терпеливо ждать, когда он сам заговорит с ней.
Когда он наконец повернул голову в ее сторону, Линда была поражена, насколько изменилось его лицо: оно стало замкнутым, непроницаемым.
— Все, что я должен был сообщить по этому делу, изложено в моем докладе полковнику Дадсону. И мне больше нечего добавить. Извините. — Он резко встал и опустил руки на крышку стола. — А сейчас позвольте мне уйти. У меня был сегодня тяжелый день.
Сбитая с толку, Линда ошеломленно смотрела на его руки, лежащие на столе, — мускулистые, покрытые темными шелковистыми волосками. На левом запястье — многофункциональный хронометр с простым кожаным ремешком. Руки рабочего человека…
Он уже взялся за пиджак, который повесил на спинку стула, но затем неожиданно остановился и спросил:
— Могу я задать вам личный вопрос?
Линда медленно подняла глаза.
— Задавайте.
— Почему вы не пришли на похороны мужа?
Первым побуждением Линды было возмутиться и высказать этому выскочке все, что она думает о его бестактности. Но… внезапно она почувствовала, как краска стыда заливает лицо.
— Я была больна, — коротко ответила Линда.
Он кивнул. Затем взял пиджак и перекинул его через плечо.
— Прощайте, миссис Конли. Извините, что ничем не смог помочь вам.
Джейк быстро зашагал к главному зданию отеля. Линда проводила взглядом его высокую фигуру, но он ни разу не обернулся.
После его ухода она еще долго неподвижно сидела на веранде, глядя, как багряное солнце опускается в бирюзовую гладь океана.
Итак, она ничего не узнала от Джейка Дикена. Не исключено, что, если бы у него был другой характер, у нее осталась бы хоть маленькая надежда. Но он оказался очень трудным человеком. Даже грубым. И она, несомненно, не понравилась ему. Кажется, он даже принял ее за женщину, которая не заслуживает уважения. Об этом говорили его глаза, манера произносить ее имя, то, как он смотрел на нее во время их разговора, как спросил, почему она не пришла на похороны Роя…
Может быть, ей следовало рассказать ему о своем неудачном браке? Рассказать, почему она не могла быть на похоронах? Но ей было тяжело обсуждать эту тему с кем бы то ни было. Ведь даже о том, что решила родить ребенка, Линда долго никому не говорила, предвидя реакцию домашних. Ребенок от наркомана, от алкоголика! Но ей казалось, что Роя вылечили, а она так надеялась, что ребенок привнесет в их жизнь какие-то изменения. И ей было совершенно безразлично, как отнесутся к этому сенатор и ее мать. Но когда она сказала о своем решении, его реакция была абсолютно неожиданной. У Линды создалось впечатление, что он просто испугался — испугался, что отныне она будет принадлежать этому ребенку, а не ему. Когда пришло сообщение о смерти Роя, она потеряла ребенка…
Наконец Линда встала и пошла в дом. В ванной она остановилась и долго разглядывала в зеркале женщину, которая несколько минут назад разговаривала с Джейком Дикеном, — худенькую, среднего роста, одетую в простое, но дорогое хлопчатобумажное платье. Каждая прядь волос аккуратно уложена в прическу, правильная осанка, гордый профиль…
Но это ведь только имидж, который она приобрела за годы воспитания и жизни в высшем обществе. А под всем этим — разбитое сердце, утраченные иллюзии… Она так надеялась, что брак с Роем Конли сделает ее счастливой! Боже, как быстро ей пришлось похоронить все эти надежды! И согласиться на роль жены-няньки, которая пребывает в постоянной тревоге и никогда ни в чем не может быть уверена.
Но что же ей делать сейчас? Вернуться ни с чем в особняк Конли в Хьюстоне? Или в дом ее матери в Филадельфии? И снова мучиться сомнениями и неизвестностью? Все внутри Линды восставало против такого решения. А почему бы просто не остаться здесь? Конли думают, что она в Филадельфии, у своей матери. Все, кроме Грейс — сестры Роя, ее единственного друга в этом насквозь фальшивом доме, откуда она сбежала.
Линда сняла трубку и набрала номер особняка Конли. Наверняка Грейс должна быть сейчас дома после дежурства в госпитале.
Трубку сняла экономка.
— Привет, Тереза. Это миссис Рой Конли. Грейс дома?
— Да. Вас с ней соединить? Пожалуйста.
Через секунду в трубке раздался знакомый голос Грейс.
— Линда, это ты? Наслаждаешься солнцем Калифорнии или там идет дождь? А как продвинулись твои дела? Удалось что-нибудь раскопать?
Линда улыбнулась. Грейс не менялась: она задавала одновременно тысячу вопросов, не дожидаясь ответа на них. Она была на десять лет старше своей невестки и годилась ей скорее в тетушки. Но Грейс была единственным человеком, которому Линда полностью доверяла.
— Да, дорогая, это я. Солнце Калифорнии просто великолепно, и только я здесь блуждаю впотьмах. Никто не может мне сказать ничего вразумительного.
Последовала короткая пауза.
— Как ты думаешь, почему это? — спросила наконец Грейс.
— Я бы сама хотела это знать.
— Ну что ж, это только лишний раз подтверждает, что они от нас что-то скрывают. Как мы и думали.
— Разумеется, скрывают, — ответила Линда и рассказала о разговоре с полковником Дадсоном и с Джейком Дикеном. — Это тот самый эксперт, который расследовал аварию. Но он наотрез отказался что-либо объяснить. Мне кажется, я ему просто не понравилась.
— Да, дело оказалось намного сложнее, чем мы предполагали. И что ты теперь будешь делать? Вернешься домой?
— Ни за что! Я собираюсь остаться здесь — по крайней мере, на время, — ответила Линда.
— Вот и правильно. Хоть загоришь. А там — кто знает, может, этот упрямый мистер Дикен изменит свое решение. А об отце не беспокойся, я буду здесь держать оборону.
— Спасибо, Грейс. Но знаешь, иногда мне кажется, что я делаю ошибку, пытаясь докопаться до истинной причины смерти Роя. Может быть, нам лучше не знать всего этого?
— Моя дорогая девочка, только ты сама можешь ответить на этот вопрос. Но, зная тебя, я могу сказать, что ты вряд ли остановишься на полпути. Впрочем, решай сама.
Погода продолжала оставаться теплой и солнечной. Линда несколько дней подряд бродила по городу, загорала, купалась в чистом заливе. Она наслаждалась атмосферой курорта и собственной независимостью, которой так давно была лишена. Она уже начала забывать, что это значит — принадлежать самой себе.
Так как пляжи здесь были частными, совершая длительные прогулки по берегу моря, Линда не опасалась встретить толпу веселых купальщиков. Ей хотелось побыть одной. Возвращалась она всегда уставшая и с таким аппетитом, которого у нее не было уже несколько месяцев.
