Элизабет Гэнди - Обретение
— Я вам в самом деле благодарна за то, что вы пустили меня в свой дом. Мы ведь, по сути, совершенно незнакомы. — Она запихнула маленькие ножки и ручки обратно в детскую пижамку и на том же дыхании продолжила: — Вот. Вы бы не могли взять это? Пожалуйста.
В его глазах сверкнуло недоверие, когда он взглянул на замаранную пеленку, которую ему протянули.
— Взять? Но зачем мне это?
Энн опустила голову, чтобы скрыть усмешку.
— Ее надо выбросить. — Удержавшись от смеха, женщина искоса поглядела. — Что-нибудь случилось?
Ничего, совершенно ничего, захотел сказать Пит. Приятели смотрят на него как на человека трезвого, непоколебимо здравомыслящего. Коллеги видят в нем восходящую звезду. Он сам гордился собой, тем, что сумел взять под контроль все мелочи своей жизни. Пятнадцать лет назад он поставил цель и вот сейчас близок к тому, чтобы взять желанную высоту. Но если что-то не входило в его планы, то это забота о ребенке.
— Вам не приходилось по-настоящему иметь дело с грудным ребенком, не так ли? — спросила гостья, все еще держа в руке пеленку. Ее улыбка кольнула Пита.
— Уже долгое время — нет. Я адвокат, а не педиатр.
— Но неужели возможно, что вы ни разу до сих пор не сталкивались с грудными детьми?
— Не хотел, а потому не сталкивался, — сказал он твердо.
Ее улыбка угасла.
— О-о!
— Грудные дети очень милы. Но для других, — добавил он и тут же пожалел о своей желчности. И когда ее губы сложились в вежливую усмешку, он сам поспешил найти оправдание собственной бессердечности. — Я холостяк. Я делаю карьеру.
— Многие мужчины боятся маленьких детей. — Мужское самолюбие взыграло.
— Я не боюсь.
«Бояться» было, конечно, неудачным словом, и Энн поняла это тут же. Была в нем некая твердость, и можно было заключить, что он не из пугливых. В нем ощущалось еще что-то, но что именно, она никак не могла определить. Может быть, неприязнь к ней?
— Ладно, не будем развивать эту тему, — сказала она, с трудом понимая, из каких это соображений Кэрин всячески пыталась свести ее с таким детоненавистником.
Пит нехотя взял грязную пеленку и брезгливо держал ее теперь на расстоянии вытянутой руки.
Чопорно опустив грязную пеленку в мусорный бак, он захлопнул крышку и собрался вернуться в спальню.
Никто никогда не мог его до сих пор упрекнуть в том, что он чего-то боится. Он вырос в обществе, где, единожды струсив, ты немедленно становился жертвой. Он всегда держался особняком, жил по собственным правилам и ввязывался в драки, только когда надо было доказать, что он не овечка и сумеет за себя постоять. К подростковым шайкам он никогда не имел отношения. Он был таким же грубым и жестоким, как и его друзья, но при этом еще и мудрым. Многие из его приятелей уже сидели в тюрьме, в то время как он цепко и целеустремленно прокладывал себе дорогу наверх. Но это уже благодаря уму, а не кулакам, он сумел убежать от бедности. Если бы он хоть чего-то боялся, то навсегда остался бы там, откуда вышел.
На пороге спальни он остановился. Сняв пальто, гостья что-то лихорадочно отыскивала на дне сумки, — тонкая, почти что худенькая. Не найдя нужной вещи, она шумно вздохнула и вывалила содержимое сумки на белую ковровую дорожку. Прищурившись, он оглядел беспорядок у себя в спальне.
— Вы закончили?
— Да, она снова чиста и благоуханна. Казалось, дама не поняла вопроса. Либо у нее был уровень развития, как у градусника на морозе, либо она прикидывалась дурочкой. Пит решил, что второе вернее.
Примостившись на краешке кровати с ребенком на руках, она скинула ботинки. «Это» — «она», мысленно поправил он себя, — жадно обхватив наполненную подкрашенной водичкой бутылку с соской, громко причмокивала. По воздуху распространился сладкий, ароматный запах.
— Бедняжечка так устала. — Она любовно потрепала макушку младенца. — Такое путешествие, да еще заполночь.
Глаза у ребенка, как заметил Пит, почти закрылись.
— Зачем вы поехали сюда?
— Я уже сказала: присмотреть за домом.
Он оторвал взгляд от ее ног в носках, вцепившихся в ковровое покрытие, и поглядел на простое кольцо на ее пальце. Объяснение показалось ему слишком простым, и он пожалел, что не прислушивался к словам Кэрин, когда та рассказывала ему о своей подруге.
— Я не очень понимаю, что мне делать теперь. — Она уставилась застывшим взглядом в пространство, словно ответ на ее вопрос висел прямо в воздухе. — Как вы думаете, сейчас слишком поздно, чтобы звонить другим соседям?
— В дом миссис Эшби, — подсказал ей Пит имя соседки. — Она очень трепетно относится к своему отдыху. В восемь пятнадцать у нее уже погашены все огни. Почему бы вам не вернуться домой?
Ее брови мгновенно насупились.
— Не могу. Дом красят изнутри, и запах ужасный.
Голова у нее была опущена, и Пит не мог по глазам определить, правду она говорит или лжет.
Женщина коротко засмеялась, хотя Пит не видел ничего смешного в ее положении. Он вспомнил фильмы на схожую тему и представил, как она ведет машину по ночной улице, сквозь снежный буран, пока он нежится в теплой постели, поглаживая себя по воображаемым усам. Желание остаться в стороне не смогло победить старомодного рыцарского великодушия, которое ему не удалось из себя полностью вытравить.
— Думаю, вам стоит остаться на эту ночь здесь.
Энн медленно подняла голову. Вид у него был прямо-таки потешный. Судя по всему, хозяин успел пожалеть о своих словах, так что легче ей не стало. Но его приглашение означало, что можно не тащить Рейчел домой через ветер и снег.
— Так как? Вы не против?
— Боюсь, что вы против. Вы же меня совсем не знаете.
В голосе Энн прозвучала легкая ирония.
— Я-то за себя спокойна. Кэрин часто рассказывала мне про вас. Она сказала, что вы человек надежный.
— Не сомневаюсь, что именно это она и сказала. А о цвете моих носков она ничего не говорила? — спросил он, не сомневаясь, что дама тоже в курсе попыток влюбить их друг в друга.
Энн улыбнулась в ответ, медленно, но уже веселее.
— В такие детали она не вдавалась. — Женщина мысленно окинула взглядом его спальню. — В доме две спальни или три?
— Три.
— Я не могла бы взглянуть на одну из них? Рейчел давным-давно пора спать.
Она поглядела на младенца, сладко спавшего на ее руках.
— Оставайтесь здесь. Так будет проще.
Первое впечатление Энн о нём постепенно начало смягчаться. Одного этого великодушного жеста хватило, чтобы разрушить стену неприязни.
— Вы очень добры. — Она вновь закутала Рейчел в шерстяное одеяло. — Вы не посмотрите за ребенком?..