Леона Шелл - Деловое предложение
И все же Агнес скорее вырвала бы себе сердце, чем согласилась бы на это. По-видимому, она была похожа на деда куда больше, чем сама себе в этом признавалась. Кроме того, девушка с детства приучила себя ставить Спринг-холл и все, что с ним связано, выше себя и своих потребностей.
Агнес отдавала себе отчет в том, что дед завещал ей имение не из любви, — для него, представителя древнего рода, привязанности и симпатии не играли никакой роли, когда принималось подобное решение. Нет, он всего лишь видел в ней хранительницу традиций, человека, обязанного сохранить поместье и усадьбу для последующих графов Рокуэллов.
Только вот в состоянии ли она выполнить его завет? Сейчас она не представляла себе, как это сделать, но должна была попытаться.
Впрочем, Агнес действовала. Успех предприятия зависел от двух вещей: упорства и везения. И если с первым все было в порядке, то второго фатально не хватало.
По совету Рональда Ламберта, друга детства и семейного адвоката, она обратилась в государственный фонд национальной опеки, но ответ был отрицательный. Ей сообщили, что возможности фонда ограниченны, и он не в состоянии принять под опеку даже здания, имеющие куда большую архитектурную ценность и историческую значимость, чем ее усадьба.
Проблема состояла в том, что Спрингхолл был слишком велик, чтобы использовать его просто как жилье, но слишком мал для того, чтобы сделать из него историко-культурный заповедник и туристский центр.
Ситуация обострялась с каждым днем. По мере невыплаты налога на наследство накапливались проценты, а деньги на банковский счет имения притекали таким жалким ручейком, что в скором времени имущество могло быть арестовано и пущено с молотка в порядке взыскания долга.
Агнес делала все, что могла, но единственный источник доходов — свадьбы — прибыли давал немного, а сил отнимал сверх всякой меры. Временами она начинала мечтать, что накопит денег и на следующий год купит собственный шатер, вместо того чтобы всякий раз брать его напрокат, и таким образом хоть на чем-то сэкономит… Но стоило ей вспомнить о процентах и о том, что до следующего года она, возможно, просто не дотянет, как ею снова овладевало отчаяние.
— …Ты меня слышишь или нет? — вывел ее из забытья голос Сьюзен. — Я спросила тебя, где Гордон. Чувствую, мне снова придется брать деньги у него.
— Где, где, — раздраженно ответила Агнес. — Вероятно, у себя дома, в поселке.
Сьюзен рассмеялась. Снисходительно взглянув на Агнес, она самодовольно сказала:
— Признайся, сестра, что с детства его терпеть не можешь. Гордон — это алмаз, но для тебя, аристократки в двадцатом колене, слишком грубый, не обработанный ювелиром. Между тем от него веет такой волнующей сексуальностью, что дух захватывает! Интересно было бы проверить, каков он в постели.
— Сьюзен! — возмущенно воскликнула Агнес.
— Бедняжка! — снисходительно покачала головой та. — Ты такая праведная — только нимба не хватает. Запомни, милочка, секс — это вещь, которой никому в этой жизни не удается избежать. Конечно, тебе это неизвестно, но уж мне-то можешь поверить. У Гордона сексуальности — выше крыши. Сексуальности и денег!.. Божественное сочетание! — Сьюзен томно зажмурилась, покачала головой и тут же, снова открыв глаза, едко заметила: — Прости, если оскорбляю твои самые святые чувства. Ты ведь у нас такая правильная, такая… архаичная. Живое ископаемое, да и только. Тебя, наверное, коробит от того, что я первая лечу на свидание с Гордоном, ведь мне, по правилам хорошего тона, следовало бы подождать, пока он сам пригласит меня в гости. Да и вообще не стоит одной приходить в дом к мужчине, ведь мало ли что… Бедная, глупая сестричка, скольких радостей жизни ты лишилась из-за своего пуританства!..
Увы! Агнес очень хорошо представляла, о чем говорит Сьюзен. Она предпочла бы обойтись без тех пошлых выражений, которыми пользовалась сестра, но суть дела от этого не менялась. От Гордона веяло такой неистребимой, если не сказать звериной, жизненной силой и мужественностью, что вряд ли могла найтись женщина, не заметившая этого. При этом сам Гордон прекрасно осознавал впечатление, которое он производил на слабый пол, и не стеснялся его использовать.
Он обращался с женщинами, увивавшимися вокруг него, как охотник с добычей — по-хозяйски властно и небрежно. Он то и дело появлялся в поселке с очередной стройной красоткой, прижимавшейся к его плечу, а светские разделы лондонских газет время от времени печатали фотографии, на которых роскошно одетые, вернее, раздетые дамы цеплялись за своего кавалера, как утопающий — за последнюю соломинку.
Агнес, правда, казалось, что при всем внешнем правдоподобии в этих фотографиях просматривается некая режиссура: если женщина, — то обязательно хрупкая блондинка, если Гордон, — то всегда в темном официальном костюме и снят в таком ракурсе, чтобы выгодно смотрелся его хищный орлиный профиль. Впрочем, возможно, в таком однообразии были виноваты фоторепортеры, лишенные дара творческого воображения.
Глядя на эти фотографии, трудно было поверить, что когда-то Гордону приходилось ходить в лохмотьях и даже воровать, чтобы не умереть с голоду.
Сейчас лишь раскатистое «р-р-р» в произношении, свойственное жителям северных графств Англии, напоминало о его прошлом, но и эта привычка, на взгляд Агнес, отдавала лукавством. Гордон на лету схватывал все новое и, как ей казалось, без труда мог бы освоить местный беглый выговор, когда, например, разговаривал с ее дедом. Но из каких-то своих, непонятных ей, соображений он не делал этого. Скорее всего, его целью было ненавязчиво напомнить людям о том пути, который ему пришлось пройти.
На одном из званых вечеров, куда были приглашены и Рокуэллы, Гордон потряс женскую половину общества, когда в ответ на вежливо-безразличный вопрос Агнес о его детстве в подробностях расписал жизнь, которую пришлось вести детишкам из его семейства. Он яркими красками живописал, например, как они вынуждены были копаться в помойках одного из глухих английских городишек, расположенных рядом с Плимутом, чтобы найти что-нибудь съестное. Гордон не щадил дамского уха, и Агнес невольно содрогнулась — не из брезгливости, а, скорее, от сочувствия к несчастному ребенку, который рос без материнской любви, в голоде, холоде и нищете…
Гордон заметил ее реакцию, но, судя по всему, неправильно ее истолковал и на пути домой, подвозя Рокуэллов на своем «роллс-ройсе», подтрунивал над чрезмерной благовоспитанностью Агнес. Поскольку именно он был душеприказчиком деда, Агнес могла представить, что произойдет, если Сьюзен скажет ему, что завещание не выполняется и что она требует для себя более справедливой доли при разделе имущества…
