Нора Филдинг - Роковая встреча
— Пыталась? Значит, они живы?
— Да, мадемуазель. Если вы зарегистрируетесь в качестве адвоката, то получите доступ к материалам следствия. Пока могу сказать, что мадам Эркюлье проникла в офис транснациональной инвестиционной компании, нейтрализовала охранников и совершила попытку убийства двух человек — мужчины и женщины. Возможно, мадам Эркюлье недееспособна, поэтому будет проведена психиатрическая экспертиза.
Дверь кабинета противно заскрипела. Комиссар замолчал, глядя на входящего человека, но Элизабет не обратила внимания ни на противный скрежет несмазанных петель, ни на внезапно возникшее молчание. Слова комиссара как метко брошенная стрела вонзились в ее сердце. Самое удивительное было то, что она безоговорочно поверила месье Жервье. Ее Линда не могла предпринять попытку суицида, а вот убить, мстя за себя или отстаивая правое дело, вполне способна.
— Комиссар Жервье? Извините, ваш секретарь отлучился, и я взял на себя смелость потревожить вас. Я адвокат мисс Гренвилл и лорда Мортимера… — Возникший на пороге мужчина, увидев, что комиссар не один, сделал попытку ретироваться.
— Проходите, мэтр. Вы очень кстати. Я как раз объяснял мадемуазель Ленкстон суть этого дела. Она сестра мадам Эркюлье, той, которая покушалась на жизнь ваших клиентов, и ваш коллега.
Элизабет никак не отреагировала на происходящий разговор. Очнулась она, когда комиссар полиции уже в третий раз ее окликнул, а вошедший адвокат подносил к ее рту стакан воды. Она подняла глаза на стоящего перед ней человека и увидела… своего соседа по перелету из Лондона в Париж.
— Адвокат Уорнфолд. Примите соболезнования. Теперь мне понятно ваше поведение в самолете. Прошу прощения.
Элизабет чувствовала, что она не сможет вести профессиональный разговор. Кроме того, она почему-то испытывала ненависть к этому лощеному типу. Она невзлюбила его еще в самолете, хотя не помнила ни слова из сказанного им в дороге. Это было инстинктивное чувство отторжения, появившееся у нее впервые. Несмотря на то что Элизабет не имела большой адвокатской практики, она умела вполне профессионально не смешивать личные эмоции и интересы дела.
Сейчас, раздираемая тревогой за сестру, она боялась допустить ошибку. Что я должна предпринять? Естественно, я стану адвокатом Линды. Кто лучше меня знает мою сестру? Никто! Но сейчас не время для маневров. Надо спешить в больницу. Если Линда умрет, ей уже ничем не поможешь. Покойники адвокатов не имеют.
К удивлению комиссара, мадмуазель Ленкстон поднялась с кресла и, ни слова не говоря, покинула кабинет.
Мистер Уорнфолд криво усмехнулся. Стиль поведения его попутчицы не изменился. Кажется, комиссар что-то говорил о ее профессии? Она тоже адвокат? Кто же ее нанимает? Представительницы слабого пола должны выходить замуж и заниматься домашними делами и детьми. В худшем случае, если кандидаты в мужья так и не появятся, выбрать профессию модельера или дизайнера. Но женщина-адвокат? Нонсенс!
Уорнфолд пожал плечами и стал беседовать с комиссаром полиции о деле, которое привело его в Париж.
Элизабет же, выбежав из кабинета, поймала такси и помчалась в больницу. Сидя в машине, она снова и снова обдумывала слова комиссара о виновности своей сестры. В любом случае она не даст упечь Линду в тюрьму. Если опыта Элизабет окажется недостаточно, она привлечет лучших адвокатов Лондона и Парижа. Трепещите, мистер Уорнфолд! Я иду на вы!
На этот раз Элизабет уже не удалось проникнуть в палату к сестре. Около дверей стоял полицейский. Ей пришлось ретироваться. Состояние больной по-прежнему внушало тревогу.
3
Дни следовали один за другим, но Линда оставалась в коме. Элизабет официально стала адвокатом сестры, завела дружбу с одним из охранников и иногда проникала в палату. Она целовала сестру, шептала ей нежные слова, а однажды сказала:
— Линда, ты не имеешь права умереть. Люди, которых ты пыталась убить, живы. Никто не знает, почему ты на них напала. Ты хочешь уйти из жизни, так и не смыв с себя подозрений в попытке убийства? Все будут считать тебя виновной, и я ничем не смогу тебе помочь. Пойми, Линда!
Вечером этого же дня Элизабет ждала радостная весть. Ее сестра пришла в себя и, к удивлению всего медицинского персонала больницы, чувствовала себя отлично.
— Пойдемте к ней. Я, конечно, не атеист, но и глубоко верующим назвать меня нельзя, — говорил лечащий врач, идя с Элизабет в палату ее сестры. — Этот случай уникальный. Честно говоря, никто не надеялся на благоприятный исход. Шутка ли, падение с шестого этажа! Хотя у вашей сестры не нашли не только никаких переломов, но даже никакого маломальского повреждения — что само по себе удивительно, — она была в коме. Травма головы могла дать самые непредсказуемые последствия. А мадам Эркюлье очнулась, словно после обычного сна. Несомненно, она родилась в рубашке.
Родившаяся в рубашке встретила Элизабет смущенной улыбкой. Внешний вид Линды уже не поражал сестру. Роскошные локоны — дело наживное. Главное, она жива и ее глаза сияют почти так же, как и прежде.
— Бетти, душа моя! — Линда сделала попытку сесть, но медсестра, находящаяся в палате, не позволила ей это сделать.
— Лежите спокойно, мадам Эркюлье. Вы еще очень слабы и не должны совершать активных действий, — строго проговорила она, заставляя больную лечь.
— Не шевелись, Линда, — нежно проговорила Элизабет, целуя сестру. — Ты должна набраться сил.
— Мне надо тебе очень много рассказать. Оставьте нас вдвоем, — сказала Линда, обращаясь к доктору и медсестре.
— Нет, мадам Эркюлье. Никаких бесед. Сейчас мы сделаем вам укол, чтобы вы спокойно уснули. А все вопросы вы решите потом, когда окончательно поправитесь.
— Да, Линда. Я никуда не денусь. Буду с тобой все время. Разговоры подождут до твоего выздоровления.
— Бетти, дорогая, ты же ничего не знаешь… Ответь, хотя бы на один, самый важный для меня, вопрос. Они живы?
— Да, Линда. Живы и нормально себя чувствуют.
— Слава тебе Господи! Живы!
Медсестра подошла к больной и сделала, несмотря на все ее протесты, укол снотворного. Линда еще пыталась что-то сказать, но лекарство подействовало почти мгновенно. Глаза Линды закрылись, и она погрузилась в спокойный глубокий сон.
На этот раз Элизабет проявила настойчивость и не позволила удалить себя из палаты. Ей поставили раскладушку и разрешили остаться с больной.
— Спи, моя дорогая. Тебе не надо ни о чем беспокоиться. Я тебя защищу, — прошептала Элизабет, склонившись к сестре.
Нежная сестринская заботливость была прервана телефонным звонком. Черт бы побрал эти мобильники! — подумала Элизабет, но все-таки ответила неизвестному абоненту.
