Розали Эш - Хрупкий брак
— Твоя мама, кажется, преподаватель классических языков?
Ей наконец-то удалось привлечь к себе внимание бармена и попросить бокал апельсинового сока со льдом. Джош потребовал пива похолоднее.
— Да. Она преподает латинский и греческий. Но еще до замужества мама объездила всю Грецию. — Они поддерживают этот светский, ничего не значащий разговор только, наверное, для того, чтобы скрыть смущение от той сцены, отметила Энни про себя с легкой усмешкой.
Она повернула голову, наблюдая за двигающимися на танцевальной площадке гостями.
Джош заметил ее взгляд, и от его быстрой широкой улыбки сердце девушки подскочило. Теперь она стала старше и умнее, быстро напомнила Энни себе. И не позволит смертельной смеси поддразнивания и шарма под именем Джош Айзек застать ее врасплох…
— Пойдем… — Он передал ей бокал апельсинового сока и, поддерживая за локоть, вывел из-под навеса в прохладный английский летний вечер.
Она так растерялась, что подчинилась ему без единого слова протеста. Когда они оказались достаточно далеко от навеса и их перестала оглушать музыка, единственным звуком, нарушавшим тишину вокруг них, стал шум бьющегося о скалы прибоя.
— Может, ты немного перебрал со спиртным? — спокойно спросила Энни, высвобождая свой локоть из его пальцев.
— Нет. Если только не считать перебором несколько бокалов шампанского и такого же количества минеральной воды. Это мое первое пиво за вечер. — Он задумчиво отпил из своего стакана и улыбнулся ей опасной улыбкой. — А почему ты спросила? У меня что, язык заплетается?
— Да нет, говоришь ты вполне нормально. Я просто никак не могу взять в толк, почему ты вдруг начал вести себя так, словно мы добрые старые друзья. Или мне показалось, что всего несколько часов назад ты оскорблял меня и ставил под сомнение мои моральные принципы?
— А ты тоже не особенно-то стеснялась, — усмехнулся он. — Ну ладно. Я пытаюсь предложить перемирие.
— Так ты извиняешься за то, что оскорблял меня?
— Именно.
— Хорошо. Я тоже приношу свои извинения… — она старалась говорить с такой же иронией, какая слышалась в его голосе, — но в основном мне стыдно, потому что я не смогла сдержать себя. А почему вдруг такая перемена?
Он улыбнулся еще более покаянно.
— Потому что одна из твоих драгоценных родственниц едва не откусила мне ухо, — произнес он.
— Лив? — Энни не смогла удержаться от смеха, хотя обнаружила, что ей становится все труднее справляться с раздражением.
— Кажется, она решила, что я в тебе ошибся.
— В самом деле? А ты сам как считаешь?
Джош пожал плечами. Энни поняла, что не может отвести взгляда от игры его упругих мускулов под тонкой белой рубашкой.
— Трудно сказать, пока я не узнаю тебя получше, — протянул он. Его взгляд лениво окинул ее стройную фигурку. Внезапно Энни стало трудно дышать. Уж не хочет ли он ее соблазнить?
— Даже и не пытайся, — коротко бросила она, собираясь вернуться к гостям.
— Энни, подожди… Он преградил ей путь.
— Послушай, — начал он мягко. — Я признаю, что некоторые весьма… нелестные впечатления застряли у меня в голове после того лета на Скиафосе. Но твоя сестра…
— Моя сестра очень славная и преданная, однако я сама могу постоять за себя. — Энни вскинула голову. — И твоего одобрения я добиваться не собираюсь!
— В этом-то я уверен, — пробормотал он охрипшим голосом. — Но, может, сегодня вечером мы вспомним старые добрые времена?
У Энни вырвался короткий, недоверчивый смех. Его близость заставляла ее нервничать. Она шагнула назад и глубоко вздохнула.
— Я что-то не заметила, чтобы ты страдал от недостатка популярности в обществе!
— Я не уверен, что все еще люблю дискотеки, — сказал он сухо. — В этом году мне исполнится тридцать.
Как это ему удавалось — быть уязвимым потерявшимся маленьким мальчиком и в то же время таким сексуальным?
— Насколько я могла судить, ты чувствовал себя вполне прекрасно на танцевальной площадке.
— Наследие беспутной юности, — сказал он. — В подростковом возрасте и даже позже мне нравились всевозможные бессмысленные развлечения. Вон там есть скамейка. Может, пойдем и посидим немного?
Он направился к обрыву над морем, снова взяв ее за локоть. Решив, что будет выглядеть очень по-детски, если просто вырвется и убежит, Энни подчинилась. От соприкосновения с теплым пожатием его пальцев по ее руке пробегала дрожь.
Деревянная скамья стояла на краю обрыва, и отсюда открывался великолепный вид на море и побережье, а от морского ветра ее частично укрывали буйно разросшиеся кусты цветущего тамариска. Пушистые пепельно-розовые цветы распространяли в сумерках густой аромат.
Джош уселся на скамейку. Энни осторожно опустилась рядом.
— Тамариск идет к твоему платью, — заметил он, затем отвернулся и устремил взгляд на море.
Она наблюдала краешком глаза, как он потягивает пиво.
— Похоже, что подростком ты был кем-то вроде… нигилиста. Может быть, остался им и до сих пор? — пошутила она.
— Почему ты так говоришь?
— Ну, я думала о твоей работе.
— Ах, это. Ты считаешь, что то, чем я занимаюсь, похоже на нигилизм?
— Ты же должен признать, что в такой профессии существует элемент… саморазрушения. Добровольное присутствие на линии огня…
— Я не рискую без надобности, — сказал он уклончиво. — И вообще, мы, кажется, говорили о тебе.
— Я не собираюсь ничего тебе рассказывать!
— Почему бы и нет? Насколько я помню, мы много чего рассказывали друг другу тем летом на Скиафосе.
— Я вообще не могу понять, почему мы сейчас об этом говорим! Мы не виделись два года. Мы чужие люди… — Она едва отдавала себе отчет, что начинает снова заводиться. Проблема заключалась в том, что прежняя влюбленность в Джоша Айзека вспыхнула с новой силой, вопреки здравому смыслу…
— Мы не можем быть чужими людьми, Энни. Я учил тебя виндсерфингу. Мы старые приятели…
Она снова вздернула голову, наткнулась на его улыбку, и кровь внезапно забурлила в ее жилах.
— Возможно. Но давай будем честными: мы ведь не очень-то нравимся друг другу, — резко и напряженно сказала она, словно защищаясь.
— Верно. Не правда ли, странно? — А вот теперь он в открытую ее поддразнивал. — И все же это не удерживает меня от желания потребовать тот поцелуй, что ты так щедро мне предлагала несколько часов тому назад…
Он неспешно обнял ее за плечи.
— Джош, я предлагала обычное светское приветствие…
Энни не знала, как ей вообще удалось выдавить из себя эти слова, так вдруг охрип ее голос. Близость Джоша была для нее настоящей пыткой. Одно его прикосновение, даже самое случайное, казалось ей изощренной лаской. Она отчаянно пыталась взять себя в руки.
