Валери Слэйт - Цветочные часы
Тогда он просто уехал вместе с Морисом в Вербье. Вполне удобный повод для того, чтобы скрыться хотя бы на время. И даже отключил мобильный телефон. Но долго так продолжаться не может. Вначале он решил скрыть от Натали это происшествие, эту настоящую психологическую катастрофу. Но потом сообразил, что так будет еще хуже. Он не сможет жить рядом с ней с такой тяжелой ношей. Пусть она возьмет на себя роль судьи. Он примет любое ее решение. Это будет искуплением его вины и заслуженным наказанием. Лишь бы оно не было самым страшным для него. Чтобы оно не привело к полному отторжению. К изгнанию из ее жизни.
Он закрыл глаза, и в памяти тут же всплыли последние решающие моменты катастрофы. Тогда, на какое-то мгновение, в его затуманенном мозгу вдруг ясно всплыл ее образ. Ее осуждающие глаза. Но было уже поздно. Эти глаза не уберегли от падения. Он уже превратился в сгусток инстинктов и рефлексов, в безвольного сексуального раба, обслуживающего свою повелительницу. Он пересек черту, за которой не было возврата, когда почувствовал, как вошел в жадно всосавшее его лоно…
Эта трагедия сказалась и на его поездке в Ферни. Полетели к черту все его горнолыжные планы. Не смог даже выйти на сложную трассу. Не решился. В таком состоянии это было бы самоубийством. В прошлый раз, в Ферни он чуть не свернул себе шею, решившись на спуск сразу после радостного телефонного сообщения от друга. Погрузился в сладкие мечты, отвлекся на секунду, и тут же последовало возмездие. По счастью, обошлось поломкой лыжи, несколькими синяками и ссадинами, а также огромной шишкой на лбу.
Так что отказ от сложных трасс стал как бы назначением себе своеобразного наказания. Добровольной епитимьей. Настоящие горные трассы предназначены для настоящих мужчин. А он утратил право носить это гордое звание. По крайней мере, до тех пор, пока не искупит свой грех.
Вначале он хотел рассказать Натали о своем прегрешении по телефону. Но потом решил, что это будет слишком трусливым поступком. Это не по-мужски. Надо набраться мужества, назначить место встречи и рассказать все, глядя прямо в ее глаза. Встать на колени и молить о пощаде. Конечно, не возле цветочных часов. Это священное для него место предназначено для радостных свиданий и признаний в любви, а не для грустных признаний и тоскливых расставаний. Для этого достаточно других мест. Например, на берегу Женевского озера, у металлического парапета, в парке с названием, которое он всегда ассоциировал с Натали, – «Ля пёрль дю Ляк» – «Жемчужина озера».
Натали устало откинулась на спинку высокого, резного деревянного кресла. Затем обвела взглядом небольшой, но шумный зал ресторана семейного отеля. До Рождества было еще далеко, но в углу уже возвышалась рождественская елка, обильно разукрашенная белыми бантами и красными «подарочными» коробочками. Веселье было в разгаре. Австрийцы всегда отличались раскованностью, темпераментом и жизнелюбием, умением вкусно поесть, хорошо выпить, потанцевать, пофлиртовать и вообще расслабиться.
Она специально уехала в Тирольские Альпы, чтобы быть подальше от Женевы, от слишком много напоминавших мест. От черного сгустка злоключений, обрушившихся на нее после возвращения из Бельгии. Не успела она прийти в себя после неприятного инцидента в Брюсселе, как пришлось выдержать новый, еще более сильный удар. Вначале никто не встретил ее в аэропорту. Потом никто не позвонил ей по телефону. Его мобильный телефон не отвечал несколько дней.
Интуитивно она сразу же предположила, что случилось что-то нехорошее. И не ошиблась. Объяснение с Полем было недолгим и тягостным. Да и что можно сказать в такой ситуации. Любые слова уже не имеют значения. Она с трудом сдержала слезы, готовые хлынуть из глаз. Боялась, что начнется истерика. Молча развернулась и бегом устремилась прочь от него. Неважно куда, лишь бы подальше. Хотелось забиться куда-нибудь в нору, чтобы не видеть никого.
И вот нашла себе такую «нору». Уехала в Тирольские Альпы. В тот сказочный мир, где когда-то мечтала побывать. Маленький городок, затерянный в горах, в долине Зеефельд. Огромные, ленивые, медленно падающие хлопья снега не спешат приземлиться. Они кружат над горами, с любопытством вглядываясь в торопливо снующие внизу фигурки людей, заглядывая в окна невысоких «пряничных» домиков, обычно в два этажа, с опоясывающими балконами и остроконечными черепичными крышами. Стены жилищ из красного кирпича, нередко побеленные, украшены золочеными вензелями, изображениями святых и библейскими сюжетами, для защиты от злых духов и завистливых глаз. Погрузившиеся на зиму в спячку низкие горы и леса укрыты пушистым снежным одеялом, которое немного портят частые следы лыжни.
В зале ресторана сидели в основном туристы. Высокий, подтянутый и розовощекий кельнер, как и его хозяин, щеголял в национальном костюме. Кожаные штаны до колен, поддерживаемые вышитыми подтяжками, зеленая шляпа, украшенная пестрыми перьями, красная шерстяная куртка с костяными пуговицами.
Натали сидела за столиком одна, недалеко от пылающего камина, в котором весело потрескивали крупные поленья. Перед ней стояли фарфоровая чаша с дымящимся пуншем, огромная тарелка с хорошо прожаренным бифштексом и картофельным пюре, тарелка с салатом. И еще одна фарфоровая емкость с огромным куском торта. Она лениво размышляла о том, чем бы занять себя после ужина. Можно скатиться на деревянных санках или лыжах ночью с горы, при свете факелов. Или проскочить со свистом через пятнадцать поворотов по полукилометровому, снежному желобу. Или пойти искупаться в открытом, дымящемся на морозе бассейне, в нагретой почти до тридцати градусов воде. На крайний случай, прокатиться на санях, запряженных парой косматых лошадок.
Но что-то у нее сломалось внутри за последние дни. Ничего не привлекало, ничего не интересовало. Как-то днем она попыталась пробежаться по горной лыжне длиной двадцать пять километров, по трассе зимней олимпиады в Зеефельде. Но потом поняла, что ее не увлекают собственные спортивные рекорды. И вообще, такое занятие сейчас не для нее. Длительный, равномерный бег по лыжне загружал мускулы, но высвобождал сознание и будил нежелательные воспоминания, в основном безрадостного, черного или серого цвета.
Наверное, зря она выбрала этот маленький городок, где слишком сильно ощущается одиночество. Сюда надо приезжать парами или целой компанией. Да вот только где было взять напарника для такой поездки? Может быть, лучше сесть на поезд и отправиться отсюда в роскошный Инсбрук или музыкальный Зальцбург?
Идти к себе в номер было рановато, и это не сулило ничего хорошего. Вряд ли ей удастся сразу уснуть. Скорее всего, это опять превратится в мучительное переворачивание с боку на бок на постели со скомканными простынями, с прерывистыми кошмарными сновидениями в промежутках. Уже несколько ночей ей снится практически одно и то же. Мужчина и женщина, мерзко извивающиеся в общей постели. Она никогда не видела эту женщину, и во сне та выглядела как-то расплывчато. Зато Поль представлялся отчетливо, в мельчайших деталях и телодвижениях. Со всей его хорошо знакомой технологией сексуального общения. Если бы она владела черной магией «вуду», можно было бы, как в американских фильмах, сотворить обряд жестокой кары для обоих грешников. Наслать на них злых духов из потустороннего мира. Хотя, конечно, вряд ли бы она стала это делать, даже если бы и умела. Во всяком случае, мужчину избавила бы от этой участи. Почему-то жаль этого красивого, сильного и доброго по натуре человека, запутавшегося в простых житейских обстоятельствах. Конечно, он не заслуживает снисхождения. Но вот никак не удается вычеркнуть его из памяти. Нужны какие-то более сильные средства. Мужчинам в такой ситуации проще. Они могут напиться. А вот что делать ей? У нее это вряд ли получится.
