Пола Хейтон - Времена не выбирают
Эпилог
В январе стояла сухая и ясная погода, но однажды утром Джил, проснувшись, не узнала берега. Небо заволокло сизыми тучами, грозная синева стремительно надвигалась с юга, а к полудню ветер приобрел ураганную силу. Похоже, ей предстояло пережить бурю, напоминающую ту, осеннюю. Деревья гнулись и скрипели, море ревело и стонало.
Придется проверить снаружи готовность дома противостоять стихии. Джил решила еще немного подождать: иногда ураган с наступлением ночи терял силу. Может быть, и на сей раз пронесет.
Поужинав, девушка приняла горячую ванну и с чашкой кофе в руках села в кресло перед горящим камином, чтобы прочитать окончательную редакцию доклада. Завтра она отправит его по почте в университет.
Что-то мешало Джил сосредоточиться. Буря не стихала, и она пожалела о том, что засветло не приняла всех мер предосторожности, не принесла из летней кухни примус и свечи.
Неожиданно снаружи раздался какой-то лязг. Похоже, один из оставленных в саду стульев ударился о стену. Услышав, как скрипят ворота, Джил со вздохом поднялась. Надо выйти, не то или ворота слетят с петель, или стул разобьет окно.
Девушка прихватила фонарь и, набросив теплую куртку и обмотав голову шарфом, вышла в сад.
Она внесла в дом стулья, потом побежала к воротам. И тут сквозь рев ветра до ее ушей донесся шум автомобильного двигателя.
Недоумевая по поводу того, что кому-то пришло в голову совершать прогулки на машине в такую непогоду, Джил посмотрела на дорогу. Свет фар ослепил ее. Машина свернула с шоссе прямо к ее воротам. Подняв фонарь, девушка мгновенно узнала мужчину, вышедшего из автомобиля.
Это был Макс. Руки он держал в карманах куртки и смотрел прямо на нее. Ветер трепал его волосы.
— Ну что, Джил, — сказал он, подойдя, — не позволишь ли мне укрыться от урагана в твоем доме?
Джил онемела от удивления. Она не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой. Кончилось тем, что Макс, взяв за руку, сам повел ее к знакомому коттеджу.
Оказавшись дома, за плотно закрытой Максом дверью, хозяйка понемногу стала приходить в себя. Он молчал, предоставляя ей возможность начать разговор.
— Что ты здесь делаешь? — спросила, наконец Джил.
— Приехал тебя повидать.
— Зачем?
Макс, пожав плечами, улыбнулся.
— А почему бы нет? Мы ведь старые друзья, не так ли? Предположим, у меня дела здесь, по соседству, но, когда началась буря, я решил переждать ее у тебя.
Он замолчал, улыбка погасла, черты лица стали тверже, и, когда Макс вновь заговорил, голос его звучал угрюмо, почти зло:
— Почему, скажи, ради бога, ты вот так бросила меня, Джил?
Она отвернулась, не в силах выдержать пронзительного взгляда его серых глаз. И в мыслях ее и в сердце творилось что-то неладное, диаметрально противоположные эмоции охватили ее: радость видеть его и боль, почти невыносимая, оттого что она вновь его потеряет.
— Я думала, так будет лучше, — тихо ответила Джил.
— Ты думала! — закричал он. — А как же я? Что, мои мысли, мои чувства ничего для тебя не значат?
Макс побледнел, рот его вытянулся в жестокую узкую линию, под скулами заиграли желваки. На щеках, как и тогда, темнела щетина. Впервые она осознала, что и он страдал. Раньше это почему-то не приходило ей на ум. Макс всегда казался таким сильным, самоуверенным, неуязвимым для сердечных ран.
— Прости, Макс, что обидела тебя. Я не хотела этого, но искренне верила, да и сейчас верю, что так будет лучше для тебя. Обо всем было сказано в записке. Я не могу войти в твой мир, а ты не можешь его оставить. Что еще я могла сделать?
— Ты могла со мной об этом поговорить!
— Я пыталась! — воскликнула в ответ Джил. — Вспомни, сколько раз я говорила, что нам надо все обсудить, и сколько раз ты уходил от этой темы?
Он опустил глаза, и Джил почувствовала удовлетворение. На этот раз ей удалось зацепить его за живое. Но радость была недолгой. Сердце заныло при виде неподдельной душевной боли на его лице.
— Разве ты не понимаешь? — спросила она тише и мягче. — Нам не жить вместе. Мы с тобой люди разного круга.
Она уже готова была пересказать ему разговор, подслушанный в дамской комнате на балу у Грюннов, но вовремя остановилась. Что это даст?
Зачем он приехал? Чего от нее хочет? Пройдет буря, и Макс уедет. Так зачем же растравлять старые раны? Со временем, может быть, она научится спокойно воспринимать его присутствие, но сейчас самым последним делом было бы проглотить приманку и вспомнить свою любовь к нему, свои надежды.
— Пошли, — со вздохом сказала она, — пошли в кухню. Немыслимо ехать обратно в такую погоду. Могу предложить тебе чашку кофе.
Джил пошла в кухню и на ходу, полуобернувшись, спросила:
— Ты ужинал?
Макс стоял на том же месте, глазами буравя пол, потом устремил взгляд куда-то вдаль. Он весь сник, от былого запала не осталось и следа.
— Нет, не ужинал, — ответил он бесцветным голосом.
— Тогда я чем-нибудь покормлю тебя на дорожку. — Она упорно старалась выдержать бодрый дружеский тон. — По-моему, ураган уже стихает.
Макс пристально посмотрел на нее и, коротко кивнув, последовал за ней в кухню.
Продолжая болтать как заведенная, Джил поведала ему о последних деревенских новостях, о Рождестве у Бекки, об уходе китов на север, о завершении доклада и при этом не спускала глаз с плиты, на которой грела для него суп. За все время Макс не проронил ни слова.
— А как ты провел Рождество? — тем же наигранно-легким тоном спросила девушка, ставя перед ним тарелку супа.
— Паршиво!
И тут, не давая ей увернуться, Макс поймал ее за руку и сжал запястье так, что пальцы его побелели.
— Макс! — испуганно вскрикнула Джил. — Ты делаешь мне больно!
— Вот и хорошо! Надо бы побить тебя.
Чуть ослабив хватку, он притянул ее к себе и заставил смотреть ему в глаза.
— Джил, дорогая, — проговорил он тихо, медленно покачивая головой из стороны в сторону, — только сейчас я понял, как, должно быть, обижал тебя. Но разве ты не чувствовала, какую власть надо мной имеешь? Неужели ты не понимаешь, что вся та внешне красивая жизнь без тебя ничего для меня не значит?
Она не верила своим ушам. Трудно представить, что такой человек, как Макс, способен жаловаться. И, вопреки твердому намерению сохранять дистанцию, Джил потянулась к нему, провела пальцами по щеке, ощущая жесткую щетину.
— Так почему ты мне этого не сказал тогда? Ты не мог не видеть, как я одинока и несчастна. Не говори, что не замечал, как я страдала от того, что ты не впускал меня в свою жизнь, а своей жизни у меня там не было.
— Да, признаю свою вину. Мне надо было найти время для разговора с тобой. Но я искренне верил, что ты привыкнешь. Когда увидел тебя в офисе в новом обличье, решил, что ты окончательно влилась в эту жизнь. — Макс робко улыбнулся. — Правду сказать, я был немного разочарован, увидев, во что ты себя превратила.
