Донна Стерлинг - Жажда приключений
— Какую возможность? — в полном недоумении спросила Клер.
— Быть поближе к вам.
От удивления, смешанного с надеждой, глаза Клер широко раскрылись.
Не сошла ли она с ума, полагая, что эта уродливая владелица бульварной газетенки смогла понять истинные чувства Тайса? Боясь надежды, которая зажглась в ней, она нерешительно отметила:
— Вы, кажется, знаете Тайса довольно хорошо?
— Наверное. Я взяла его с улицы, когда ему было шестнадцать. Впереди его ждали серьезные неприятности. Пришлось выбирать — или я, или суд по делам несовершеннолетних. Он выбрал меня.
Любопытство заставило Клер спросить:
— Вы зовете его Т.К. Какое у него второе имя?
— Не знаю, есть ли оно.
— Тогда почему?
— Имя моего деда Теодор Кип, но все звали его Т.К. — Голос Хэтти смягчился так, что его трудно было узнать. — Я мечтала передать кому-то семейное имя.
Взгляд Клер опустился на руки, лежавшие на коленях. Отношения Хэтти и Тайса стали совершенно ясными. Заменив мать, она стала ему ближе всех.
Хэтти вытянула пачку из помятого жакета и вытряхнула сигарету.
— Кажется, я знаю, на какой вопрос вы на самом деле хотите получить ответ, Принцесса, но ко мне это не имеет никакого отношения. — Она сунула сигарету в рот и искоса взглянула на Клер. — Это касается Т.К. и того, какие чувства он испытывает к вам. Трудность в том, что простой разговор ни черта вам не докажет. — Щелкнув зажигалкой, она наклонилась, прикурила и затянулась. — Похоже, придется прибегнуть к высоким технологиям.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Сообщение, которое Тайс получил неделю назад, было как гром среди ясного неба. Дело Джо должно быть пересмотрено. Эдгар Ричмонд в конце концов выполнил свое обещание. Тайс не мог понять, почему. Ведь Эдгар недвусмысленно заявил, что Джо сгниет в тюрьме прежде, чем он, Эдгар Ричмонд, пальцем пошевелит.
Что-то заставило его изменить решение.
Чтобы предоставить суду собранные доказательства невиновности Джо, Тайс не пожалел денег на адвоката. Колеса машины правосудия закрутились на удивление быстро, и к концу недели суд отменил приговор.
Джо должен быть освобожден в следующий вторник.
Сладкое чувство облегчения, которое эта новость принесла Тайсу, таило в себе горечь. Джо наконец получит свободу — благодарение Богу! — но в тюремной камере он потратил впустую четырнадцать лет жизни.
Все эти события совершенно измотали Тайса.
Он решил увезти Джо в свой дом в Огайо, где ему будет легче, чем в Лос-Анджелесе, привыкнуть к жизни в обществе. А это означало, конечно, что они уедут из Лос-Анджелеса через несколько дней.
Почему, спрашивал себя Тайс, это так беспокоит его? Дом, который он арендовал вблизи своего офиса в Лос-Анджелесе, никогда не нравился ему, особенно в душную июльскую жару, когда смог висел над городскими улицами. Однако ему страшно не хотелось уезжать.
Усевшись на диван в старых обрезанных джинсах, он поставил стакан кока-колы со льдом на стол около себя и попробовал сосредоточиться на футбольном матче, который передавали по телевизору, и не думать о том, почему ему не хочется уезжать.
Это не имело смысла.
То, что она жила в Лос-Анджелесе, не значило, что он столкнется с ней на углу улицы или в магазине. Скорее можно было бы найти костюм от модного дизайнера в «Городке выгодных покупок». Даже если бы Тайс поселился в палатке на лужайке возле ее дома, он не увидел бы ее. По его сведениям, Клер редко выходила из своих комнат в особняке, уже не говоря о том, что она не выходила из особняка. Однако что-то удерживало его недалеко от ее дома.
Она больше не нуждается в тебе. Она не хочет тебя.
Но, помоги ему Бог, он хотел ее. Он не мог спать, не мог есть, так он хотел ее. Куда бы он ни смотрел, он видел ее лицо, глаза, улыбку. Каждый раз, когда закрывал глаза, он чувствовал ее горячий поцелуй.
Теперь она, возможно, презирала его. Он солгал, когда ей был нужен кто-то, кому можно верить. Когда она сбежала, чтобы найти уединение, он вторгся к ней. И гораздо хуже было то, что он занимался с ней любовью, обманывая се, выдавая себя не за того, кем был. У нее не было никакой причины, чтобы простить его.
Он, конечно, никогда не простит себя. Он причинил ей боль сильнее, чем маньяк. Он понимал это, потому что знал, как она любила — всем сердцем и душой.
Тайс схватил пульт дистанционного управления и переключил телевизионный канал. Футбол не помог. Возможно, вечерний фильм отвлечет его. Нет, к черту, нет… любовная сцена! Этого он не смог вынести. Что там в «Новостях»? Боже, это может быть еще хуже. Ему покажут ее.
Только он собрался посмотреть документальный фильм об африканских ящерицах, как раздался звонок в дверь. Хотя ему и надо было отвлечься, он не хотел открывать. Та единственная, которую он желал видеть, не будет стоять у него за дверью.
Звонок раздался снова, и с тихим проклятием он поплелся через гостиную, чтобы открыть. Возможно, один из его сотрудников пришел что-то обсудить.
Он открыл дверь и увидел Хэтти. В одной руке она держала коробку с шестью банками пива, в другой — пакет сухих крендельков, посыпанных солью. В углу рта у нее, как всегда, была сигарета.
— Пришла посмотреть футбол, — пробормотала она, протискиваясь мимо него в гостиную.
— Тут нечего смотреть, Хэтти, — сказал он, стоя у двери и не закрывая ее, надеясь, что Хэтти уйдет. — И у меня нет настроения принимать гостей.
Она поставила коробку с пивом и крендельки на стол, затем плюхнулась в кресло поближе к пепельнице, которую он всегда держал для нее.
— Ладно, смотреть футбол не будем. Как насчет пива?
— Нет, спасибо. — Он неохотно закрыл дверь и присоединился к ней в гостиной. — Если ты думаешь, что уговоришь меня отдать тебе фотографии Клер Ричмонд, — предупредил он, садясь на диван, — ты впустую тратишь время.
Она наклонилась вперед, и он узнал блеск в ее глазах. Она что-то задумала.
— Мне предложили хорошие деньги за эти фотографии, Т.К. Восемь миллионов долларов.
— Восемь миллионов! Кто?
— Частное лицо — не бульварная газета.
— Фотографии не продаются.
— Он подпишет обязательство не публиковать их.
Он нахмурился.
— Зачем тогда они ему нужны?
— Какая нам разница? Подумай об этом, Т.К. Восемь миллионов долларов, половина тебе, половина мне.
— Забудь об этом.
— Хорошо, тебе шестьдесят процентов, мне сорок.
— Я не торгуюсь.
— Тогда бери все. Все восемь миллионов. Я соглашусь на проценты за первый год.
— Фотографии были великолепны, Хэтти, но они пропали. Исчезли. Их нет. Я их сжег.
