Мэри Уильямс - Золото Дюка
Внезапно Арабелла сильно побледнела, ее глаза закрылись. Не на шутку испугавшийся Сол бросился за бренди и влил немного в похолодевшие губы Арабеллы. Бледность уходила с ее лица.
– Прошу прощения, – сказал он, – мне не следовало с тобой так говорить, зная, в каком ты положении.
– Я все объясню тебе, Сол.
Он покачал головой.
– Лучше не надо. Что проку от слов? Что случилось, то уже случилось, и этому никак нельзя помочь. Если бы Руперт был жив, то я, возможно, убил бы его. Возможно, мне следовало это сделать, когда мы встретились на тропинке.
Он направился к двери.
– Сол, пожалуйста! – крикнула Арабелла. – Я жду твоего ребенка, я уверена в этом. Со временем мы сможем...
– Со временем мы, возможно, это узнаем, – жестко ответил он, – говорят, что, как правило, ублюдок внешне сильно напоминает своего отца. Мне кажется, Арабелла, тебе следует на время уехать в Фернгейт. Очень естественный поступок при данных обстоятельствах. Там нужна хозяйка, большая часть дома жилая. И кто знает? Может быть, судьбе угодно, чтобы там родился настоящий Куртни.
– Но, Сол, мы нужны друг другу...
– Нет. Не сейчас. Со временем, может быть. Ради Бога, Арабелла, дело сделано. – Его голос прервался. – Я любил тебя. Но теперь я не думаю, что вообще смогу любить кого-нибудь.
Дверь закрылась. Сол ушел.
Он не вернулся в Оулесвик ни в этот вечер, ни на следующее утро. Под предлогом, что ей нужно позаботиться о прислуге и выяснить намерения Евы, Арабелла отправилась в Фернгейт.
18
Когда Арабелла приехала в Фернгейт, попечители уже проследили, чтобы землемеры и строители приблизительно определили затраты на восстановление. Три четверти здания, построенного на граните, сохранилось. Разрушенное крыло посоветовали не восстанавливать, а изменить облик здания. Нужно было сообщить об этом Еве, как новой владелице. Поскольку она была далеко, вся власть пока находилась в руках адвокатов. Собственность, если ее привести в надлежащий вид, могла быть продана на хорошую цену, если мисс Куртни того пожелает.
Горничная и экономка остались в Фернгейте, в конюшне стояли лошадь и машина, которую только что купил Руперт, но так и не научился водить ее как следует. Арабелла не была одна, но она никогда не чувствовала такого одиночества.
Она пыталась играть роль хозяйки дома, пока отсутствовала сестра, но внутри у нее постоянно жила боль от потери любви.
После бури как-то сразу наступила серо-желтая осень. По утрам было холодно, птицы больше не пели.
Сол возвращался с работы на ферму все время мрачный. Леона и Дюк пытались поднять ему настроение и не раз советовали сходить за Арабеллой в Фернгейт.
– Ее место здесь, – часто повторяла ему мать. – Ей нужна сейчас семья. Нет никакой необходимости для нее жить в этом мрачном месте в компании со слугами. О чем ты думаешь? Чем скорее этот дом будет продан, тем лучше. Я сомневаюсь, чтобы Ева вернулась сюда, в любом случае, от Арабеллы там ничего не зависит. Она твоя жена, а муж и жена должны жить вместе, особенно в такое время.
– Ах, перестань, ма, – нетерпеливо перебивал ее Сол. – Мы знаем, что делаем.
– Очень сильно сомневаюсь в этом. – Голос Леоны был мрачным. – Позволь мне сказать тебе это, сын. Если вы знаете, значит, что-то между вами не так, и мне хочется знать, что случилось. Мы с Дюком делаем все возможное, чтобы у вас был уютный маленький дом, а тебя даже не интересует, как там идут дела. Это нехорошо.
– Я не просил вас об этом. Это была ваша идея.
Сол развернулся и направился к двери. Леона хотела что-то возразить, но Дюк остановил ее.
– Дорогая, по-своему он прав. Это их дело.
Дверь закрылась, и через секунду Сол прошел мимо окна.
Леона вздохнула.
– Я должна пойти и увидеться с Арабеллой. Не хотела я, чтобы моя нога ступала в Фернгейт, но, похоже, у меня нет выбора.
Она отправилась на следующий день.
Арабелла сидела в маленькой комнате и разбирала катушки с нитками в рабочей корзинке Евы. На ней было серое платье, в котором она казалась какой-то потускневшей. Арабелла выглядела очень вялой. Леону охватили одновременно и жалость, и раздражение. Она была зла на Сола за то, что он допустил такие отношения между собой и Арабеллой.
– Белла, тебе, должно быть, одиноко в этом доме, и потом, здесь пахнет сыростью. Почему бы тебе...
– Я здесь не одинока, – перебила ее Арабелла, – и эта часть дома совершенно сухая. А запах идет снаружи...
– Ну, я думала, что тебе здесь грустно. Ты что-нибудь слышала о своей сестре?
– Думаю, что это дело адвокатов заниматься всем этим. Наверное, Ева не собирается возвращаться. Она не была счастлива здесь.
Леона покачала головой.
– Тогда зачем же ты наводишь здесь порядок?
– Кто-то должен следить за всем этим.
– А как же тогда быть с нами? А Сол? Разве мы не твоя семья? – В голосе Леоны слышалось раздражение.
Арабелла бросила работу.
– Ах, Леона, оставь меня. Конечно, Сол – моя семья. Ты просто ничего не понимаешь.
– Да, не понимаю, вот и хочу понять.
Они замолчали. Потом Арабелла заметила более мягким тоном, глядя на Леону:
– У нас с Солом трудности. И тут нам никто не может помочь, ни ты, ни Дюк. В конце концов все будет хорошо, но сейчас оставь меня. Я должна побыть одна. Сол знает это, и... и... – Арабелла не могла вымолвить больше ни слова, слезы комком стояли у нее в горле. – Пожалуйста, не беспокой меня, Леона. Когда родится ребенок, все будет в порядке. Это просто...
– О чем ты говоришь? Ты хочешь сказать, что будешь сидеть в этой тюрьме воспоминаний и ненависти и держать нас в неведении? Что за странная мысль, Белла?
На гордом лице Леоны отразилась решимость. Она собиралась уходить. У двери она остановилась, обернулась и сказала более мягким тоном:
– Обдумай все. Помни, что это касается не только тебя и Сола.
Некоторое время после ухода Леоны Арабелла сидела неподвижно, погруженная в думы и сомнения. В конце концов она встала и вышла из дома. Арабелла бесцельно шла по тропинке, пока не оказалась у маленького темного озера с обрывистым берегом, огражденным невысокой решеткой.
День был серым и ветреным. Арабелла стояла, уставившись на черную воду, и думала о том, сколько жизней забрала эта манящая бездна. Она вздрогнула. Как рассердился бы Сол, если бы увидел ее здесь, на этой запретной территории. Но рассердился ли? Может быть, теперь ему все равно? Они встречались лишь однажды после того, как она ушла из Оулесвика. Он сказал ей тогда:
– Надеюсь, в твоем старом доме все в порядке. Если будет что-нибудь нужно, дай мне знать через прислугу. – В его голосе не было мягкости, на лице не отразилось никаких чувств, никакого участия.
