Джоан Хол - Окно во вчерашний день
— Госпожа, как вы себя чувствуете? — спросила она, заглядывая ей в лицо. — Вас не беспокоят головные боли?
— Немного, — пробормотала Алисия, чтобы скрыть замешательство.
— Перейдемте на теневую сторону, — заботливо предложила Летти.
Сойдя с тротуара, они повернули на узкую грязную улицу и, поскольку на ней не было дощатого настила для прохожих, провалились почти по колено в глубокую пыль.
С трудом миновав квартал, они опять вышли к перекрестку.
— Теперь налево по Николсон Стрит, — сказала Летти.
— Прекрасно! — воскликнула Алисия, пытаясь разрядить напряженность.
Обернувшись, она заметила, что Летти идет позади нее.
— Что-нибудь не так? — спросила Алисия встревоженно. — Я обидела тебя?
— Нет, госпожа. Все в порядке.
— Тогда иди рядом со мной, — предложила Алисия. Летти нахмурилась.
— Я не могу.
— Чего ты не можешь?
— Идти рядом с вами, госпожа.
— Почему? — воскликнула Алисия.
— Я не могу, — упрямо повторила Летти. — Это против правил.
После недели, проведенной в условиях социальных ограничений, терпение Алисии уже нельзя было назвать безграничным.
— О боже! — рассерженно воскликнула она, подходя к негритянке ближе. — Как мне это надоело!
Летти сделала шаг назад и пожала плечами.
— Но ведь ты пила из моей чашки, — напомнила Алисия.
— Это было в вашей спальне, госпожа, — пробормотала Летти. — А тут мы на людях.
Рассерженная и огорченная, Алисия повернулась на каблуках и зашагала вдоль улицы, тихо шепча что-то себе под нос. «Это не нормально, — убеждала она себя, — это совершенно абсурдно, чтобы в городе, в котором взошли первые ростки американской сакраментальной свободы, такая красивая женщина, как Летти, была вынуждена сопровождать свою хозяйку, отступив на два шага назад.»
Алисия отвлеклась от своих грустных мыслей, когда они вышли к дому губернатора. Разгоряченная ходьбой и спором с Летти, она тем не менее почувствовала, как дрожь пробежала ознобом по спине, при виде внушительного здания.
Алисия прекрасно помнила помпезную колоннаду фасада, пристройки и флигели, терявшиеся в густой тени роскошного парка, разбитого вокруг. В свой прежний визит она проходила, сопровождаемая гидом, по комнатам, открытым для посетителей, бесцельно и рассеянно блуждала, открыв рот в восхищении, по аллеям тенистого сада. Алисия читала в прессе о том, с какой заботой и любовью это здание было восстановлено реставраторами, следовавшими в своей работе точным планам и сметам, сохранившимся со времен его возведения.
Мысль о том, что перед ней возвышается историческое здание в своем самом изначальном виде, была для Алисии не просто волнующей, а привела ее в состояние благоговейного транса.
Внезапная дрожь схватила Алисию, когда та подумала о том, что Патрик Хенри, зачинщик борьбы за независимость, бывший губернатором Виргинского Содружества, возможно, именно в этот момент располагается, обложившись бумагами, табаком и пистолетами, за стенами этого дома, чтоб сочинить свою очередную пламенную речь.
Алисии захотелось скрыться за кустом сирени, чтобы подождать в засаде появления знаменитого оратора и попросить у него автограф, но Летти напомнила ей об их планах.
— Госпожа Алиса, наше время почти истекло, а нам предстоит еще встреча с миссис Кэмпбелл.
— О да! — рассеянно воскликнула Алисия.
Увлеченная своими мыслями о знаменитом виргинском здании, знаменитом виргинском деятеле и знаменитом виргинском табаке, Алисия нехотя оторвалась от созерцания и зашагала прочь, вниз по улице Герцога Глостерского. Летти поспешила за ней, озабоченно приговаривая:
— Если мы опоздаем, ваша тетушка и миссис Кэмпбелл будут очень, очень недовольны.
Проходя мимо лавки серебряных дел мастера, Алисия внезапно припомнила, что где-то встречала имя Кэмпбелл, применительно к Уилльямсбургу. Не связана ли миссис Кэмпбелл с таверной Кристины Кэмпбелл, в которой Алисии довелось однажды вкусно и недорого пообедать, будучи в городе во время одного из своих прошлых приездов?
Алисия пожала плечами и быстрее зашагала вдоль улицы.
Она шла по левой стороне, глазея на прохожих и кивая в ответ на приветствия. По обеим сторонам улицы сплошным рядом тянулись лавки, аптеки и таверны, наполненные по случаю воскресного дня разнообразной публикой.
С открытой веранды одного из многочисленных питейных заведений доносился внятный разговор, который вели завсегдатаи, чьи одухотворенные лица имели поразительно одинаковый грязно-бурый цвет.
— Джефферсон — это голова! — восклицал один из них, обращаясь к другому. — Вы читали его речь в ответ на выступление британских парламентариев, этих ретроградов, консерваторов и гонителей свободы?
— Да, конечно, — вдумчиво кивал спрошенный, подливая в объемный сосуд светлый эль. — Но и Вашинггон тоже голова. Как он разделался с местными оппортунистами, уклонистами и ренегатами? Он не оставил камня на камне от цитадели этих гнусных противников прогресса и душителей свободы.
— Джефферсон и Вашингтон — это две головы, — соглашался третий собеседник. — Я не стал бы класть каждому из них в рот по пальцу.
— Еще бы! — дружно восклицали завсегдатаи, подливая себе из графина. — Даже при том, что свобода остается призраком на этом континенте скорби.
Они хором пели «Старз энд Страйпс Форевер».
— А вы слышали, что Джефферсон выехал в Патерсон? — спрашивал кто-нибудь из них. Остальные изумленно вскрикивали:
— Не может быть!
— Ни за что не поверю!
— Это противоречит всем нормам мирового права!
Спрашивавшему приходилось клясться идеалами свободы и есть землю. Только после этого публика принимала новость и вдумчиво приступала к обсуждению.
— Джефферсон — это голова!
— Патерсон — это тоже голова!
Тут мнения разделились. Одни утверждали, что Патерсон — это город и потому головой быть никак не может. Иные склонялись к мысли, что на этом континенте скорби может случиться все, что угодно. Сошлись на том, что свобода по-прежнему остается призраком.
Потом дружно исполнили «Янки Дудль» и песню военных лет «Не жди меня, мама, хорошего сына».
— Выше голову, товарищ! — поддерживали упавшего духом. — Великая Польша пришлет нам на помощь… Великую Армаду, а Великие Моголы… обеспечат известным количеством набобов, кунаков и белых индийских слонов.
Икнув, упавший духом выдвигал категорическое условие:
— Только без контрибуций, репараций и рекламаций!
— Разумеется! — утешали его в один голос. — Джефферсон, Вашингтон и Паттерсон не допустят этого!
