Ронда Грей - Жаркое пламя любви
Одри собиралась что-то сказать, но только покачала головой. Ее глаза тоже наполнились слезами, когда она попыталась утешить убитую горем девушку, отчаянно пытающуюся удержать в себе свою боль. Наконец она произнесла:
– Джессика, дорогая моя, боюсь, днем мне придется опять уехать. Я не хотела тебя огорчать, но ничего не поделаешь…
– Куда? – всхлипнула Джесс. – Ты же только что вернулась! – Она потянулась к коробке бумажных носовых платков, стоящей на столе.
– Мне нужно кое-что раскопать, дело связано с одним нашим заказом… – виновато пробормотала Одри. – Это не должно занять много времени, но ты ведь дождешься моего возвращения?
Джесс удалось изобразить на лице слабую улыбку.
– Я еще не в состоянии предстать перед мамиными глазами в таком виде, – робко призналась она. – Кроме того, как раз сейчас я работаю неподалеку, можно сказать, за углом, эта работа продлится до конца недели, и мне удобнее остаться здесь.
– Прекрасно. – Одри поднялась. – А сейчас давай-ка выпьем чаю.
– Нет, мама, я не превратилась в затворницу, – возразила Джесс, перекладывая в другую руку телефонную трубку и устраиваясь поудобнее на полу в холле между стеной и телефонным столиком. – Я знаю, что не в лучшей форме вернулась из Ирландии. Единственная причина, почему я осталась здесь, пока нет Одри, состоит в том, что я тут рядом устроилась секретаршей временно.… – На самом деле эта работа только что закончилась – на несколько дней раньше, чем ожидалось, подумала Джесс, чувствуя себя неисправимой лгуньей. – Так или иначе, я с удовольствием приду домой завтра к ужину.… Подожди минутку, мамочка, кажется, возвращается Одри! – воскликнула она, прислушиваясь к звуку ключа, который пытались вставить в капризный замок входной двери. – Ладно, мам, если у нее нет других планов, я приведу ее с собой… Я очень люблю тебя! – тихо проговорила она, вешая трубку.
Склонив голову, Джесс завороженно смотрела на входную дверь, чувствуя себя бесконечно виноватой оттого, что пришлось лгать матери.
– Как раз вовремя! – крикнула Джесс, когда дверь наконец со скрипом отворилась. – Только что звонила твоя тетя Джудит. Она пригласила нас обеих завтра на ужин! О нет!.. – простонала она, чувствуя, что ноги ее подгибаются.
– Прошу прощения, Джессика, я не собирался тебя пугать…, – тихо произнес Луиджи.
Его высокая фигура, облаченная в плащ, весь в дождевых потеках и брызгах, заполнила собой маленькую прихожую.
– Большинство людей на моем месте испугались бы, обнаружив у себя в доме практически постороннего человека! – бросила Джесси, пряча свое смущение за агрессивностью.
– Мне жаль, если ты смотришь на меня как на постороннего, – произнес Луиджи угрюмо. – Одри дала мне свои ключи, но, наверное, мне все же следовало предварительно позвонить.… – Его глаза мгновенно обежали прихожую и впились пронзительным взглядом в Джесс.
Онемев от потрясения, Джесс способна была думать только о том, что выглядит она, должно быть, ужасно. Мгновение она ничего не могла вспомнить, а потом в ужасе сообразила, что после ванны надела на себя только ночную рубашку, которую младший братец подарил ей на Рождество, – весьма мешковатое произведение цвета морской волны с фантастическими узорами.
– Одри не говорила, что ты должен прийти, – пролепетала Джесс, заикаясь. Уже несколько недель она пыталась изгнать Луиджи из своих мыслей. Как же он посмел теперь вернуться и разрушить хрупкий барьер оцепенения, которым она себя окружила?
– Какая небрежность с ее стороны! – заявил он без тени юмора. – Но уж поскольку я оказался здесь, есть ли у меня надежда быть приглашенным на кофе?
Джесс замерла, не зная, что ответить. Еще несколько мгновений, и она вновь окажется в его власти.
– Нет! Никогда! – выдавила она из себя, отвернулась и прошла в гостиную.
– Это не займет много времени, – настаивал Луиджи, следуя за ней. – Я проделал большой путь, чтобы сказать то, что намерен сказать, и я скажу тебе все, с кофе или без него.
Вцепившись в спинку дивана, Джесс в оцепенении смотрела, как он непринужденно прошел к креслу-качалке из гнутого дерева и уселся в него. Она заметила легкую тень тревоги, появившейся на его лице, когда кресло плавно качнулось назад под его весом, и Джесс почувствовала, что ее собственное тело тоже плавно опускается на диван.
– Я мог бы начать с Валерио Росси. Это человек, которого я глубоко уважаю и как профессионала, и как друга….
Ошеломленно глядя на его раскачивающуюся в кресле фигуру в плаще, Джесс злилась на свое собственное состояние – опять эта предательская слабость в коленях, опять сладостно-тревожное замирание сердца.
– После несчастного случая Валерио пережил долгие месяцы адских физических мучений, поэтому я был готов на все, чтобы защитить его от чего угодно, что могло бы усилить его душевные страдания, которые он, разумеется, испытывал. Временами он был близок к помешательству от мысли, что никогда снова не сможет ходить….
Джесс не могла никак сосредоточиться. Как в полусне, слушала она слова, произнесенные с таким до боли знакомым, неуловимым акцентом, а ее глаза упивались каждой деталью его аристократических черт. Ее неожиданно растрогал вид его непривычно запавших, измученных глаз, темная, чуть пробивающаяся щетина на лице.
Поначалу Джесс испытывала двойственные чувства: ее переполняло отчаянное желание обнять его, утешить и ощутить тепло его тела, но в то же время она злилась на собственную слабость. Однако злость ее постепенно улеглась, и осталось одно лишь чувство любви, неподвластной разуму.
– До несчастного случая я никогда не встречал сестру Валерио, Монику, – продолжал Луиджи все тем же бесстрастным тоном. – Примерно через месяц Валерио навестил в больнице звукооператор, с которым иногда работал Пьетро. Позже он особо предупредил нас, что Моника – одна из тех женщин, которые имеют склонность к болезненной фиксации на определенном мужчине. Я и не предполагал, насколько это серьезно…. Она даже грозилась покончить с собой, если я прерву… общение с ней.
Джесс пронзила острая боль в сердце, когда тысячи разрозненных кусочков сложились в ее сознании в цельную картину.
– Я думаю, эта склонность имеет определенное название, – ошарашенно прошептала она и подумала: как же она могла быть такой слепой?
– Как бы это ни называлось, но стать объектом подобной мании просто ужасно, – угрюмо произнес Луиджи. – Я очень боялся, что об этом узнает пресса, а вместе с нею – Валерио. В конце концов одна моя родственница, Рэчел – дальняя кузина по отцовской линии, мы вместе росли, – предложила, чтобы мы с ней притворились обрученными. Она надеялась, что это оттолкнет Монику.… Но, конечно, ничего не вышло.
