Патриция Хорст - Узор на снегу
Он запустил пальцы в ее волосы, обхватил ладонями голову и легкими, словно снежинки, поцелуями покрыл лицо — веки, щеку до мочки уха. И каждым своим прикосновением, каждой едва ощутимой лаской он говорил Лилиан, что хочет ее — возможно, увы, не навсегда, но несомненно сейчас и здесь — в спартанской обстановке маленькой хижины посреди диких гор и бушующей снежной бури.
А поскольку Лилиан любила его, то в ответ обвила руками шею Тима и увлекла за собой, обратно на неказистую постель. И ей даже не пришло в голову, что она накликает на себя новые несчастья, которые сорвутся с цепи потом, когда он придет в себя, а она сыграет свою роль. Этим вечером он нуждается в ней, и она не отвернется от него.
Однако на них было слишком много одежды, и это сослужило им плохую службу. Если бы Лилиан сняла лыжный костюм, прежде чем лечь спать, если бы Тим сбросил куртку и ботинки, прежде чем будить ее, они быстро избавились бы от остального и занялись любовью. Но даже через все эти слои шерсти и хлопка, облекавшие их, прикосновения Тима заставляли Лилиан млеть и страстно стремиться к нему.
— Тимоти, — прошептала она, лихорадочно забираясь руками под его свитер, чтобы ощутить гладкую, мускулистую поверхность обнаженной груди, и прижимаясь к нему бедрами.
Однако, отстранившись от Лилиан, он проговорил:
— Нет. Я не хочу, чтобы и во второй раз было так же.
— Почему? — простонала она, обездоленная, лишенная гордости, с зияющей пустотой внутри.
— Потому что заниматься любовью должны двое. А в прошлый раз — первый твой раз — все было для меня. Я ничего тебе не дал.
— Важно то, что я могу тебе дать, любимый, — прошептала она и положила ладонь на выпуклость под обтягивающими лыжными брюками.
Он был близок к тому, чтобы капитулировать. Лилиан видела отблески мучительной внутренней борьбы в его глазах, слышала хрип прерывистого дыхания, чувствовала дрожь, сотрясавшую тело. Но вдруг в хижине раздались совсем иные звуки — металлическое дребезжание и свист вырывающегося пара.
— Дьявольщина! — вскричал он, прыгнув к печке слишком поздно, чтобы предотвратить взрыв жестянки с супом, горячие струи которого с огромной силой ударили во всех направлениях.
Что ж, этого оказалось достаточно, чтобы остановить любое другое кипение! К тому времени, когда Тимоти, обернув банку полотенцем, выбросил ее на снег, он меньше всего думал о том, чтобы заниматься любовью с кем бы то ни было.
— Надеюсь, тебя не огорчает потеря такого обеда? — заметил он, входя в хижину и плотно закрывая за собой дверь.
— Нет, — грустно сказала Лилиан, понимая, что момент упущен и волшебство, которое — так недолго! — связывало их воедино, ушло. — Похоже, тебе не терпится вернуться в долину.
Тимоти удивленно уставился на нее.
— Ты сошла с ума? Лилиан, я жизнь поставил на карту, чтобы найти тебя. А теперь, когда нашел, когда… Не могу же я предложить тебе рискнуть своей и моей шеей только ради того, чтобы выспаться в собственной постели!
— А как же Стефани? Кто присмотрит за ней?
— Она в надежных руках, — заверил ее Тим. — Ночует в твоем номере в Анкоридже под присмотром симпатичной старушки-кастелянши, в то время как мы с тобой находимся далеко не в столь комфортных условиях.
— Я не променяю эти условия ни на какие дворцы в мире, — сказала Лилиан. — Быть здесь, с тобой — именно то, что мне нужно.
Тимоти положил свой рюкзак на матрас и стал доставать содержимое.
— Рад это слышать, милая, — сказал он добродушно-насмешливым тоном. — Но поскольку запасы здесь удручающе скудны, я предусмотрительно захватил с собой то, что поддержит нас в течение ночи.
Он отложил в сторону аптечку в металлической коробке и алюминиевую фляжку.
— Нам это, слава Богу, ни к чему, а вот это пригодится. Кофе и бренди усвоятся лучше, если предварить их бутербродами, как ты думаешь?
— Наверное, — откликнулась Лилиан без всякого энтузиазма.
Тимоти изумленно посмотрел на нее.
— Что-то не так? Ты не голодна?
— Голодна, — удивляясь себе самой, ответила Лилиан. — Но еда здесь ни при чем. Мы ведь готовы были заняться любовью, Тимоти. Как ты можешь вести себя так, словно ничего не случилось? Неужели я настолько тебе безразлична?
Кофе и бренди были забыты, он снова притянул ее к себе.
— Как бы мне этого хотелось! — воскликнул Тимоти. — Тогда я смог бы наплевать на свою совесть и продолжить с того места, на котором мы только что остановились. Но правда состоит в том, что мне вообще не следовало начинать все это.
— Тогда почему же ты начал?
— Я испытал такое облегчение, увидев тебя живой и невредимой, что потерял голову.
— А теперь снова ее нашел?
— Да. — Тимоти отстранил ее от себя и, подойдя к полке, висевшей над печью, достал две белые фаянсовые тарелки и такие же чашки. — И пока все опять не пошло наперекосяк, нам нужно поговорить. О многих вещах. О том, что нам делать дальше и являются ли чувства, которые мы испытываем друг к другу, чем-то большим, нежели временное помешательство.
— Мне казалось, ты уже решил, что не являются, — заметила Лилиан, наблюдая, как он режет сыр и холодную говядину швейцарским перочинным ножом, а затем раскладывает по тарелкам. — Ты сказал мне, чтобы я убиралась туда, откуда пришла, и оставила тебя в покое.
— Я говорил много такого, чего у меня и в мыслях не было. И мне не делает чести то, что понадобились чуть ли не две трагедии, чтобы заставить меня признать это. Но я больше не намерен отворачиваться от правды.
Словно решив продержать ее в мучительной неизвестности как можно дольше, он замолчал и направился к двери. Набрав снегу в старую эмалированную кастрюльку, Тимоти бросил туда несколько горстей молотого кофе и поставил на печку.
— Наша проблема, — наконец продолжил он, — заключается в том, что мы начали с конца, а не с начала, и это было ошибкой. Поэтому, пока мы не превратили в страшную неразбериху то, что, как мне начинает казаться, стоит продолжения, давай вернемся назад и выполним некоторые предварительные формальности. Я ведь не только отец Стеф и управляющий роскошным курортом, а Лилиан Моро, я больше чем уверен, не только то, что видят мои глаза. Пусть мы знаем друг друга не очень давно, милая, но до завтрашнего дня я намерен как следует познакомиться с тобой.
Если он будет продолжать в том же духе, — это конец всему; с тоской поняла Лилиан. Тимоти — человек, твердо стоящий на земле, прямой до абсурда и не склонный прощать нечестность другим. Как только он узнает, что она что-то скрывает, он уйдет от нее.
— Вряд ли что-то изменится, если мы поведаем друг другу истории наших жизней. Мне уже ясно, какая женщина тебе нужна, и это явно не я.
