Холли Престон - Только с тобой
Он оперся на локоть, приподнял ее подбородок и пристально посмотрел ей в лицо.
– Я не заслуживаю тебя, Глория, ты так прекрасна – хрипло бормотал он. – Но я клянусь, что больше никто и ничто не встанет между нами. – И их губы слились в долгом, нежном поцелуе.
Он осторожно раздел ее, осыпая поцелуями тающее в руках тело, затем разделся сам. Смеясь, дразня, возбуждая друг друга, наконец-то свободные в своей любви, они бросились в бурный, безбрежный океан страсти.
В понедельник утром Чейз, держа руку на плече Глории, стоял перед стойкой таможенника в аэропорту Неаполя, полный негодования.
– Ты чувствуешь, дорогая, что мы безнадежно опаздываем? Тот гид в Помпее был прав, утверждая, что ничего не изменилось. Меня не удивило, что эти люди застыли в камне. Им, наверное, потребовалось полдня, только чтобы решить, проснулся вулкан или нет, если судить по этому парню. Смотри, он читает наши паспорта, по меньшей мере, десять минут.
– О, Чейз, как ужасно это слышать, – серьезно начала она, но не смогла сдержаться и хихикнула, – от человека, который провел последние тридцать шесть часов в постели, – добавила она, лукаво посмеиваясь над его хмурым видом.
– Ну, я-то провел их не один. – Его лицо прояснилось, и он посмотрел на нее с обожанием. – И вот что я скажу тебе: ничто не изменит мою любовь к тебе.
Таможенник вернул Чейзу паспорт, а затем, повернувшись к Глории, понимающе взглянул на нее, широко улыбнулся и вручил ей паспорт с напутствием:
– Доброго вам пути, синьорина!
Глория ответила ему сверкающей улыбкой, но тут же Чейз выхватил у нее паспорт и потащил ее к выходу на посадку.
– Кое-что все-таки надо изменить, и твой проклятый паспорт в первую очередь. Я не желаю, чтобы всякие иностранцы считали тебя свободной и открыто строили глазки моей жене.
– Да, дорогой, – кротко согласилась она, мило улыбнувшись.
А почему бы и нет? У нее теперь было все: любимый муж, надежда на будущего ребенка, и блестящая карьера в перспективе.
