Одельша Агишев - Свадьба в Катманду
Да, это была сама Азия — смуглая, белозубая, страстная, затаенная, робкая, наивная, вспыльчивая, дикая, способная и на безрассудный гнев, и на безмерную верность, — загадочная, непостижимая Азия, которую ему, востоковеду, еще предстояло понять и ощутить.
Ему предстояло ощутить, как постепенно, день за днем она раскрывается перед ним, подобно бутону цветка, как блестят постоянной радостью жизни ее глаза, как звенит голосок и наливается тело, и это округлое, смуглое, горячее тело открывает перед ним вековую тайну восточной женственности, той женственности, которая многоопытной Вике была попросту недоступна. Суть этой восточной женственности всегда останется неизменной: в ее центре будет он, Игорь, мужчина и повелитель. Он будет постоянно чувствовать себя объектом внимания и интереса; и главной целью всех ласк будет его полное удовлетворение; только оно, его удовлетворение, удовлетворит и ее. Да, у Дэвики нет и никогда не будет той грациозной легкости в фигуре, что отличала Вику, того манящего смеха в глазах, той удивительной кожи… у Дэвики много чего Викиного не было и не будет. Но она от природы наделена другим: способностью всецело и радостно принадлежать одному ему, избраннику и повелителю ее души и тела. И, самое главное, Игорю уже не захочется сравнивать. При первом намеке на воспоминание о Вике в его памяти будет отчетливо всплывать неподвижный черный глазок пистолетного ствола и этот дикий, совсем чужой крик, и воспоминание будет гаснуть…
Но все это еще предстояло, было впереди, а на сегодня вставали вопросы покруче — например, разговор с отцом Дэвики, Тамракаром Биджаи. Игорь откровенно побаивался этого разговора, малодушно намекал Дэвике, что неплохо бы ей самой поговорить с отцом… но Тамракар вдруг явился сам.
Он приехал в госпиталь ранним утром, с корзиной прекрасных горных яблок в руках, улыбающийся, добродушный, и, когда Игорь, мучаясь от нерешительности, мямля, краснея и подбирая слова, все же изложил свою просьбу, он сразу нахмурился, отвернулся и как-то тяжко, каменно задумался. Прождав добрых полчаса, Игорь осторожно осведомился, не оскорбил ли он уважаемого Тамракара своим предложением руки и сердца его дочери, и если нет, то почему он молчит и что вообще думает по этому поводу.
— Я? — так же хмуро отозвался Тамракар. — А что я? Я давно этого жду. Видел же, что к этому идет, не слепой. Я о другом думаю.
— О чем?
— О том, как жену обмануть, — вздохнул Тамракар. — Вот задача.
Игорь было засмеялся, но Тамракар взглянул на него безо всякого юмора:
— Ты ее не знаешь, сынок. Это тигр в юбке. Гималайский тигр с индуистскими клыками.
После этого он снова нахмурился и затих. Но еще через полчаса лицо его стало проясняться.
— Я знаю, что мы сделаем, — прищурился он и хлопнул Игоря своей тяжелой ладонью по спине. — Мы устроим настоящую непальскую свадьбу, по-старинному, и пусть она попробует пикнуть. А? Ты согласен?
— Почему нет? — пожал плечами Игорь. — Мне самому интересно.
— Вот это слово мужчины. Ну, где тут у вас бар или что-нибудь похожее? Дочь Тамракара, где ты там? Тащи нам чего-нибудь покрепче!
14
И была настоящая непальская свадьба.
Перво-наперво срочно позвали в госпиталь Энгельбаха, Бехала и Шарму, объяснили им суть дела, и с их охотного согласия Тамракар собственноручно поставил каждому на лоб тику в знак того, что он дает свидетелям жениха окончательное согласие на брак и слово его нерушимо. После этого он сам вздохнул облегченно: что ни говори, а заставить мужа взять такое слово обратно было теперь вряд ли под силу даже «гималайскому тигру».
Далее, строго по правилам, был приглашен астролог. Он оказался туповатым и никак не мог сообразить, что от него требуется лишь подтвердить своей витиеватой подписью, что уже намеченный для свадьбы послезавтрашний день — самый благоприятный, и все звезды и боги его одобряют. Потому совсем необязательно заглядывать в многомудрые книги и чертить таинственные схемы, что астролог все время порывался сделать и от чего его с большим трудом отговорили.
Следующей задачей было найти священника-пурета[12], достаточно близорукого, чтобы в Игоре Сабашникове с тикой на лбу безоговорочно признать природного индуиста и совершить над ним с Дэвикой все необходимые обряды. Эта задача представилась совершенно неразрешимой, все приуныли, и дело, казалось, заходит в полный тупик, как вдруг доктор Бехал негромко и скромно объявил, что он хотя и не близорук, но вообще-то настоящий высокородный брахман по крови, а по предкам — священнослужитель, носит на плече священный шнур и имеет полное право совершать некоторые обряды. Это заявление вызвало бурю: все окружили Бехала, наперебой трясли его руку и даже хотели качать, но он отклонил это предложение, заявив, что предпочел бы наличные, но знает скупость современных молодоженов и, так и быть, ограничится тем, что поцелует невесту в щечку.
Само торжество решили проводить, как и положено, по месту жительства невесты, в университетском кампусе, на лужайке возле женского общежития. «Гималайского тигра» или, точнее, тигрицу, от которой скрыть происходящее было, конечно, нельзя, собирались известить в последний момент. Однако она могла и сама как-нибудь все узнать и, возникнув, разрушить, потому все приготовления велись в лихорадочном темпе. Несмотря на это, все было готово в срок: и парусиновый тент над травяным газоном, и священная беседка мандап, и ритуальный костер, и специальные цветочные гирлянды, и листья тулси[13], и благовония для обрядов, и свадебные одежды, и подарки, и, конечно, свадебный стол, и прочее. Это оказалось возможным только благодаря несметному количеству друзей Шармы и Энгельбаха, которые откликнулись на их призыв с вдохновенным энтузиазмом.
Впрочем, решающую роль играл, конечно, гонорар, полученный Игорем за Будду. Не будь гонорара, не спас бы и энтузиазм.
Поэтому можно было смело сказать, что Игоря и Дэвику женил сам Гаутама Будда Просветленный.
В назначенный час у общежития появилась шумная процессия. Впереди под огромным зонтом, который нес специально нанятый человек, шел Игорь, накануне выписавшийся из госпиталя. Он был в непальском топи и золоченом халате и чувствовал себя в таком виде под этим торжественным зонтом-балдахином довольно неуютно, чтобы не сказать, глупо, но терпел. За Игорем с музыкой, звоном, криками и прибаутками тянулась толпа гостей. Процессия вошла в общежитие и, сосредоточившись в молельном зале, приступила к первому главному обряду — омовению ног жениху и невесте.
