Джоанна Нельсон - Обычная история
— Фантазии? Какие фантазии? Разве ты можешь знать, что у меня в голове и что я на самом деле чувствую? — Внутри Брук словно прорвалась плотина, и глаза Дэна, не ожидавшего столь бурной реакции, невольно расширились. — Как долго ты еще собираешься разыгрывать этот спектакль?! — обвинила она его так гневно, как средневековый инквизитор — еретика.
— Что ты имеешь в виду?
— Твою грубость! Я понять не могу, чем вызвала такое недовольство!
— Черт побери, кажется, я извинился?
— Извинился один раз, нагрубил — десять! Конечно, если тебе так неприятно мое общество, я оставлю тебя наедине с твоим футболом. Только сначала скажу, что думаю о тебе. Ты просто трус, Дэн Хоук!
— Что?
— Не думай, что я ничего не поняла! Ты стал такой после того… того поцелуя. Вот уже два дня ты ведешь себя так, словно грубостью пытаешься отпугнуть меня. Но я не собираюсь на тебя кидаться! Ты… ты ведешь себя так, словно решил наказать меня. Я больше не могу тут оставаться, для меня это невыносимо!
— Брук!
— Я ухожу от тебя! Поселюсь в гостинице или вернусь в ту квартиру! Уж лучше бояться Люка, чем выслушивать оскорбления, которые я ничем не заслужила!
Брук так разошлась, что едва сдержала себя. Она бросилась в комнату, задернув за собой занавеску. Она не рассчитала собственных усилий, и занавеска пролетела с одного края на другой, оставив проем раскрытым. Ей пришлось вернуть и снова рвануть ни в чем не повинную занавеску, после чего окончательно выведенная из себя подобным невезением Брук, претворяя в жизнь свои слова, принялась собирать вещи.
— Брук?
— Не смей сюда заходить, — предупредила она, бросая в сумку вещи и смаргивая слезы, от которых глазам было горячо.
— Я не захожу. — Пауза. — Брук, я только хотел попросить прощения…
— Мне не нужны твои извинения! — Она сделала резкое движение и уронила сумку.
— Могу я узнать, что ты там делаешь?
— Я уже сказала, что ухожу. Я собираю вещи.
— Не думаю, что это хорошая идея.
— А мне все равно, что ты думаешь.
— Правда?
Брук обернулась, чтобы послать его ко всем чертям, но обнаружила, что Дэн все-таки отодвинул занавеску.
— Я же сказала… — начала Брук, но Дэн шагнул вперед и обнял ее.
Брук не ожидала такого хода и в смятении замолчала. Шок продолжался всего несколько секунд, а потом она разозлилась еще сильнее. Неужели он думает, что достаточно просто облапить ее и она тут же все забудет? А потом он снова решит проделать этот фокус и снова причинит ей боль?
— Если ты думаешь, что я немедленно успокоюсь…
— Я вовсе так не думаю.
На губах Дэна блуждала странная полуулыбка. Кажется, совершенно нет поводов для веселья: они снова поругались. Неужели это доставило ему удовольствие?
— Ты…
— Подожди. — Он хотел держать ее на расстоянии, но вместо этого все получилось с точностью до наоборот! — Брук, я не хочу, чтобы ты уходила. Пожалуйста, извини, что я…
— Что ты был самым отъявленным грубияном, — подсказала она, и Дэн покорно повторил эти слова.
А потом он поцеловал Брук. Очень дружеским поцелуем!
17
Примирение не принесло Брук удовлетворения. Напряжение никуда не ушло, оно теперь копилось внутри, разъедая, как самая ядовитая кислота. Дэн больше не грубил, но и прежняя легкость отношений не вернулась. Дэн просто превратился в бесчувственного истукана: ровный голос, безличный взгляд. Впрочем, Дэн все равно приходил поздно вечером. Вот и сегодня он пришел почти в одиннадцать, да еще и не один, а с тем самым светловолосым французом, который в свое время вызвал у Брук неприязнь. Светловолосый делал вид, что помогает Дэну донести пакеты с покупками.
— Добрый вечер, мадемуазель, — проворковал он и слегка наклонил голову.
— Брук, это Жак. Жак, это Брук… — представил их Дэн.
— Очень приятно.
— Мне тоже, — скрепя сердце сказал Брук.
Жак, прекрасно ориентируясь в квартире Дэна, прошел на кухню, поставил пакеты и вернулся к входной двери, где все еще стояла Брук.
— Мне пора. Было приятно познакомиться, Брук… — Уже переступив порог, Жак обернулся и что-то вполголоса сказал Дэну, вышедшему его провожать.
— Что он сказал?
— Пожелал спокойной ночи.
— Дэн!
— Он сказал, что мне повезло опекать такого свидетеля. Он был бы рад оказаться на моем месте, — совершенно ровным голосом сказал Дэн, и по мере того, как он говорил, Брук постепенно заливалась румянцем.
— А он случайно не сказал, что я лакомый кусочек? Или мне это показалось?
— Не обращай внимания на Жака, он просто пошутил.
— Ненавижу, — прошипела сквозь зубы Брук по-английски.
— Прости?
— Этот Жак кажется мне настоящей язвой, циником до мозга костей.
Брови Дэна приподнялись в насмешливом удивлении.
— Ты права.
Она права — и все? Брук почему-то испытала разочарование, хотя ей не должно быть никакого дела до Жака и до того, почему он стал таким. Ведь циниками не рождаются, ими становятся. Просто, следуя законам жанра, на этом месте должен быть рассказ о жизненных разочарованиях и обязательно — о роковой женщине, из-за которой Жак стал таким, каким стал. Но Дэн, как видно, не собирался следовать правилам жанра…
— Я же сказал, не обращай внимания, — снова посоветовал он, но Брук было уже не унять. Как и ее разбушевавшееся от слов Жака негодование.
— Он и в самом деле решил, что я… что мы… Он думает, что мое присутствие здесь — это просто ширма? — почти задыхаясь и с пунцовыми щеками от злости спросила она. — А может, я специально притворилась напуганной, чтобы занять твою жилплощадь?!
— Брук, не заводись.
— Не заводись? Да какое он имеет право говорить подобные вещи?! Ведь между нами вообще ничего не было!
— Что-то я не пойму: ты сожалеешь или злишься?
— Что?.. — едва слышно пролепетала Брук, чувствуя, как спазм сдавил горло. Весь ее воинственный настрой как ветром сдуло.
Дэн посмотрел на нее в упор, и сердце Брук гулко бухнуло, остановилось и упало куда-то.
— Тебе и вправду интересно, как это могло бы у нас получиться? — глухо спросил Дэн, принимаясь разглядывать ее губы.
— Вот еще! — Брук попыталась одновременно сделать вдох и возмущенно фыркнуть.
К сожалению, ни то, ни другое у нее не получилось, а Дэн, как назло, продолжал смотреть на ее губы таким взглядом, что они начали зудеть, кожа покрылась мурашками, а в животе что-то вздрагивало. А потом что-то неуловимо изменилось, словно внутри Дэна сработало какое-то реле, и он снова стал холодным и равнодушным. Это было почти то же самое, как срабатывает реле холодильника и начинает работать морозильник!
