Филис Хаусман - Наше прошлое, вернись!
Майкл понял, что после долгой бессонной ночи, проведенной рядом со смертью, Лоре необходимо самоутверждение Жизни. Она хочет уверить себя, что все еще существует. Что их любовь возродилась в этом мире, полном потерь и разлук.
Сбросив с себя одежду, Майкл некоторое время ласкал Лору, прежде чем прошептать ей на ухо:
— Иди ко мне… И дай возможность доказать, как безумно я тебя люблю…
Он перевернулся на спину и затуманенными от страсти глазами следил за тем, как теперь уже она ласкала его. Лора нараспев говорила ему слова любви, дразнила прикосновениями чувственных губ и теплого влажного кончика языка, а затем осторожно коснулась самой интимной части его тела, желая почувствовать кипение крови и возбудить мужскую плоть. И тут Майкл не выдержал, схватил ее за упругие ягодицы и, крепко прижав к низу своего живота, передал ее телу ритм собственных судорожных, конвульсивных движений. И когда желание обоих достигло апогея, проник в горячую, жаждущую его женскую плоть.
В тот же момент губы Лоры приникли к его губам. Язык принялся исследовать уголки его рта, как бы стараясь найти нечто, что Майкл все еще продолжал скрывать.
Но ни у него, ни у нее не было больше секретов. Они отдали друг другу все до конца. И в момент, когда обоюдная страсть достигла наивысшей точки, их губы слились, подавив страстные крики, рвавшиеся из груди одного и другого…
В последующие два дня Майкл не отходил от Лоры, помогая ей исполнить все формальности, связанные со смертью отца. Затем последовал визит к адвокату, куда они отправились опять же вместе. Убеленный сединами юрист вынул из папки лист с гербовой печатью и протянул Лоре. Это было завещание ее отца.
— Не утруждайте себя попытками разобраться в юридической терминологии, — сказал он. — Суть этого документа в том, что ваш отец владел перечисленным здесь имуществом, только пока был жив. После же его смерти ни вы, ни ваша дочь не имеют прав наследования. В утешение могу вам сказать, что долгов он также не оставил.
Лора нашла в себе силы ответить вымученной улыбкой и утвердительным кивком головы.
— Но это еще не все, — продолжал адвокат, вынимая из папки запечатанный сургучной печатью конверт и передавая его молодой женщине. — Вот возьмите.
Лора посмотрела на четкий почерк, которым на конверте были написаны ее имя и фамилия.
— Это от отца, — сказала она Майклу. — Прочтем после.
Почему-то ей показалось, что запечатанное письмо принесет ей новую боль и дополнительные страдания…
Открыв дверь в номер, Мигуэль поцеловал Лору в щеку и сказал, что задержится внизу, чтобы оплатить счета за проживание в мотеле и заказать билеты на самолет. Лора отлично поняла, что он просто хочет дать ей возможность без помех прочитать последнее письмо отца. Она с благодарностью посмотрела на него, закрыла за собой дверь, села в плетеное кресло у столика и, включив настольную лампу, разорвала конверт.
Письмо было длинным и начиналось с перечня ошибок, которые совершил Густав Нордхейм как отец по отношению к дочери. Он просил прощения у Лоры, в частности за то, что, будучи занятым по горло деятельностью, связанной с политической ситуацией в мире, и борьбой против ядерной угрозы, не придавал серьезного значения маленьким, как ему казалось, проблемам дочери, которыми та пыталась с ним делиться.
Густав Нордхейм писал и о своем приезде в Кито, где Лора работала в Корпусе мира. Тогда, увидев ее рука об руку с зеленоглазым высоким брюнетом, он понял, что его дочь влюблена. Это обеспокоило Густава. Он сомневался, что незнакомый юноша по имени Мигуэль сможет обеспечить Лору всем необходимым в случае потери им трудоспособности. Поэтому Нордхейм и сделал все возможное, чтобы выдать дочь за своего близкого друга — человека, которого хорошо знал и в котором был уверен. Кроме того, он просил директора эквадорского отделения Корпуса мира, с которым был в дружеских отношениях, разлучить Лору с Мигуэлем, направив их работать в отдаленные друг от друга районы страны…
Лора оторвалась от письма и задумчиво посмотрела в окно. Ей стало невообразимо горько. Но это чувство рассеялось, как только она дочитала письмо до конца.
«Любимая моя доченька! — писал Густав Нордхейм. — Самый большой грех, который я совершил по отношению к тебе, да и к себе тоже, заключается в отрицании богатейшего духовного наследия моих предков. Когда нацисты убили за веру всю мою семью, я отказался следовать обычаям и законам нашего народа. Я отрекся и от Бога, ибо считал Его повинным в гибели дорогих мне людей.
Теперь я понимаю, что напрасно грешил против Бога. Виною всему были бездушные, не веровавшие ни во что, жестокие люди. Поэтому последняя моя просьба к тебе — отыскать источник той духовной силы и веры предков, которых я тебя лишил. Ты должна проникнуться ими и передать их священный дух моей любимой внучке. Маи обязана знать свои корни…»
Когда Майкл несколько минут спустя вошел в комнату, то застал Лору горько рыдающей. Он бросился к ней и вдруг услышал, как под его ногой зашелестела бумага. Увидев упавший на пол листок, Майкл наклонился и поднял его.
— Прочти, — тихо сказала Лора, закрывая лицо ладонями.
Он пробежал глазами первые строчки и почувствовал непреодолимую неприязнь к человеку, так эгоистично распорядившемуся жизнью дочери. Но прочитав письмо до конца, понял всю глубину раскаяния Густава Нордхейма и причины, побудившие его настоять на браке дочери с человеком, которому доверял.
Последний абзац письма отозвался в душе Майкла острой болью. Ведь он сам отказался от устоев и традиций своих предков!
Майкл осторожно отвел руки от лица Лоры, вытер платком слезы и заключил ее в объятия.
— Дорогая, не надо огорчаться! Твой отец желал тебе только добра. Многое из того, что он делал, было неправильным. Но, слава Богу, все утряслось. У нас впереди еще годы и годы счастливой семейной жизни. А теперь умойся и переоденься к ужину. И давай пораньше ляжем спать: наш самолет вылетает рано утром. Он делает промежуточную посадку в Лас-Вегасе. Мы можем этим воспользоваться и зарегистрировать там наш брак.
— О, Мигуэль! Как бы мне хотелось уже завтра утром стать твоей женой! Но я не могу этого сделать!
— Не можешь! Почему, Лора? Ты понимаешь, что говоришь?
— Ты ведь прочел письмо отца. И знаешь, что он завещал мне сделать. Отыскать свои корни и проникнуться духом своих предков.
— Да.
— Но и ты должен сделать то же самое, прежде чем женишься на мне.
— Ты хочешь, чтобы я обратился в веру своих предков?
— Нет. Я только хочу, чтобы ты поехал в Таос и приобщился к духовному миру своих родных.
