Мэхелия Айзекс - Забудь о прошлом
– Что?!
Джоан, отстранившись, смотрела на мать так, словно впервые видела ее, а Филип пытался постичь смысл того, что говорит старая женщина. Это не могло быть правдой. Леди Сибил не смогла бы устроить все это самостоятельно. Джоан должна была добровольно участвовать в спектакле, какой бы потрясенной сейчас ни казалась.
– Это правда, – слабо произнесла старуха. – О, я не отрицаю, что добилась своего хитростью. Я никогда не хотела, чтобы Джоан вышла за тебя замуж, Филип. Считала, что ты ей не пара. Но на Рона она даже смотреть не желала, хотя он и любил ее много лет.
– Мама!
Леди Сибил покачала головой.
– Теперь я понимаю, что была не права, но тогда это казалось удачной идеей. И заманить тебя в Шелби, Джоан, было достаточно просто. Я знала, что ты не бросишь меня здесь одну, и воспользовалась этим.
– О, мама…
Голос Джоан дрогнул, и Рон поспешил вмешаться.
– Только не делай вид, будто не понимала, что происходит, – прорычал он. – Тебе самой до смерти хотелось оказаться со мной в одной постели.
– Нет!
Филип не знал, был ли ее крик ответом Рону или обращенной к нему самому мольбой не отвечать действием на наглые слова. Как бы то ни было, на этот раз Джоан не удалось предотвратить неизбежное и кулак Филипа с силой врезался в физиономию Кинни. У Филипа заныли костяшки пальцев, но носу Рона пришлось гораздо хуже, он мог в этом поклясться. Когда хлынувшая кровь залила тому воротник и грудь рубашки, Крис разразился слезами.
До этого момента Филип не вспоминал о присутствии мальчика, но теперь обнял его, утешая бессвязными словами и поглаживая вздрагивающие плечи.
– Все хорошо, все хорошо, малыш, – снова и снова повторял он, пока Рон вытирал текущую из носа кровь платком.
Но Джоан еще не закончила.
– Ты… ты напоила меня, – произнесла она, постепенно восстанавливая для себя ход давнишних событий. – О Боже, ты меня напоила, мама! Ты хотела, чтобы Рон соблазнил меня!
Леди Сибил подняла дрожащую руку.
– Я была дурой. Я же сказала тебе. Теперь я это понимаю. – Она судорожно выдохнула. – Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?
– Ты даже не подумала о том, что я могу быть беременной. – Джоан с трудом выдавливала из себя слова. – А на мои чувства тебе вообще было наплевать. Единственное, о чем ты думала, – это о доме, тут Рон прав.
– Возможно, раньше так и было, но не теперь, Джоан. – Отчаянию леди Сибил не было предела, и Филип это видел. – Пожалуйста, поверь мне!
Но когда Джоан, не внимая мольбам матери, побрела вниз по лестнице, его самого потрясло внезапное открытие. Боже правый! Это означает, что Крис – его сын! Все долгие годы, пока он не признавал его существования, мальчик рос без поддержки отца!
– Джо, – протянув руку, сказал он, когда Джоан проходила мимо, однако она едва взглянула на него.
– Не прикасайся ко мне, – напряженно произнесла она. – Пусть никто не смеет прикасаться ко мне. Все вы хороши.
– Джо! – Теперь в голосе Филипа звучало такое же отчаяние, как и у леди Сибил. – Я не знал. Я не знал, что и думать!
– Ты не верил мне, – сказала она, взглянув на него прозрачными и холодными, как северные озера, глазами. – Неужели ты искренне считаешь, что, после того как мать сняла с меня обвинение в супружеской измене, я прощу тебе то, что сделал ты? Что я прощу кого-нибудь из вас? Пойми, Филип. Я не нуждаюсь в оправдании. Я вообще ни в чем не нуждаюсь.
И, не сказав больше ни слова, она вышла из парадной двери. Только услышав, как взревел мощный мотор, Филип вспомнил, что оставил ключи в замке зажигания.
12
– Папа, бабуля говорит, что по комнате летает муха и жужжание сводит ее с ума. Ты не мог бы поймать ее?
Филип тяжело вздохнул. Он понимал, что пора бы привыкнуть к выходкам леди Сибил, но, несмотря на уверенность в том, что муха чудесным образом исчезнет к моменту его появления в комнате старухи, покорно встал из-за стола и пошел вслед за сыном.
– Ты ничего не имеешь против, папа? – озабоченно спросил Крис, и Филип сумел улыбнуться ему.
– Конечно нет, – сказал он, обхватывая худенькие детские плечи и легонько сжимая их. Он испытывал огромное облегчение от того, что Крис наконец начинал приходить в себя после исчезновения матери. Ему как-то удалось убедить мальчика, что Джоан вернется, когда будет к этому готова, и Крис, по-видимому, постепенно привык к этой мысли.
Однако прошли уже долгие две недели с тех пор, как Джоан уехала на его «ягуаре». Филип представлял, в каком состоянии нужно было находиться, чтобы взять и бросить сына. Ему пришлось на время оставить работу, для того чтобы утешить Криса. С леди Сибил дела обстояли не лучше. Она во всем винила себя – не без веских на то оснований, – и Филипу пришлось оставить всякую мысль о Бирмингеме до возвращения Джоан… Если она вернется. Но о такой возможности ему даже думать не хотелось.
– Миссис Паркер говорит, что сегодня на ужин будут деревенские пирожки, – внезапно подал голос Крис. – Бабуля их любит.
– О, чудесно. – Филип сделал вид, что в восторге, хотя ему было абсолютно безразлично. У него начисто пропал аппетит. – А ты как думаешь?
– Нормально. – Голос Криса звучал равнодушно. Ему явно хотелось поговорить о другом. Наконец он сказал с подкупающей откровенностью: – Я хочу, чтобы мама вернулась.
Разве мы все этого не хотим? – тоскливо подумал Филип, но поспешил изобразить улыбку.
– Она скоро вернется, – сказал он. – Я же говорил тебе: ей просто нужно немного побыть одной, только и всего. Она знает, что я здесь и присматриваю за тобой и бабушкой.
– Правда знает?
В голосе Криса не было убежденности, но Филип понимал, что разумному объяснению их ситуация не поддается. Не было никакой логики в побеге Джоан из Шелби, и в большей степени именно это заставило его обратиться в полицию.
Конечно, он постарался не поднимать шума. Ему не хотелось, чтобы по лужайкам колесили машины с сиренами и толпы полицейских бродили по Шелби. Филип просто связался с помощником главного констебля и в скупых выражениях рассказал ему об обстоятельствах, сопутствовавших отъезду Джоан. Было предпринято закрытое расследование. Которое, к сожалению, ни к чему не привело.
Возможность того, что с Джоан что-то случилось, была постоянным ночным кошмаром Филипа. Никто лучше него не знал, какое горе причиняет предательство, а «ягуар» – слишком мощная машина, для того чтобы пытаться развеять на ней свою печаль. Мысль, что она могла потерять управление на крутом повороте, которыми так богаты здешние дороги, терзала его. Он знал, что полиция обшарила скалы вдоль побережья, но существовала возможность того, что машина упала в море и затонула.
