Памела Робертс - Муки ревности
— Нет, мистер Картрайт. Не волнуйтесь. Я уж сама теперь понимаю, что натворила. Это подружка ваша, да?
— Оливия — моя будущая жена, — твердо ответил Дуэйн и взялся за дверную ручку. — Ну что, готовы?
— Да.
Он внезапно что-то вспомнил, полез в карман, достал мятую записку и протянул ей.
— Вот это тоже покажите, поняли?
— Да, мистер Картрайт. Идемте же.
Дуэйн открыл дверь, пропустил Матильду вперед и вошел следом.
— Мисс Брэдли, это миссис Трики. Ей необходимо поговорить с вами, — быстро сказал он, повернулся и покинул комнату.
Прислонился с обратной стороны к двери, глубоко выдохнул и начал молиться. Второй раз за последние два дня и такой же — за последние двадцать пять лет…
Женщины молча, смотрели друг на друга. Оливия настолько была потрясена и разгневана неожиданным появлением Дуэйна, да к тому же еще в обществе другой женщины, что не могла прийти в себя. Поэтому первой заговорила Матильда.
— Здравствуйте. Меня зовут миссис Трики. Я пятый год работаю у мистера Картрайта. Приходящей уборщицей. Убираю два раза в неделю, по утрам. С девяти до одиннадцати. Иногда позже. Мои обычные дни понедельник и четверг. Но на этой неделе я пришла в среду, позавчера… Мистер Картрайт был в командировке, и я должна была привести дом в порядок к его возвращению…
Она продолжала говорить медленно и внятно, словно с ребенком. Описала все до мельчайших подробностей, вспомнила в точности свои слова, сыгравшие роковую роль, показала оставленную записку.
Оливия слушала не перебивая. Сначала — потому, что узнав голос, лишилась от гнева дара речи. А потом — потому что не могла не выслушать до конца.
— Мисс Брэдли, — закончила свой монолог Матильда, — поверьте, мне очень стыдно, что я причинила вам обоим столько неприятностей. Мистер Картрайт — настоящий джентльмен, он всегда был очень добр и ко мне, и к моему мужу. Один раз даже помог ему найти работу… — Она всхлипнула.
Оливия подошла и обняла ее.
— Как вас зовут?
— Матильда, мисс Брэдли. Вы… вы сможете когда-нибудь простить меня?
— Не плачьте, Матильда. Успокойтесь. Уже простила. Все в порядке, — произнесла Оливия и вышла из кабинета.
Он сидел на корочках, прислонившись спиной к стене, и смотрел прямо на нее. Искренне и открыто.
— О, Дуэйн, — прошептала Оливия, опускаясь рядом, и замолчала от избытка чувств.
Он заключил ее в объятия, заглянул в глаза и спросил:
— Ты веришь мне? Веришь?
— Да. П-прости…
— Шшш… молчи. Мы должны забыть об этом. Оставить позади, словно этого никогда не было.
— Нет. — Она горестно качнула головой. — Нет, Дуэйн. Я самая настоящая истеричка. Психопатка. Ты столько раз говорил, что я должна тебе верить, что ты не такой, как мой бывший муж, а я… Разве ты можешь любить меня? Такую?!
— Я не только могу любить, я люблю тебя. И всегда буду. И ты не истеричка, а женщина, измученная многолетними оскорблениями и обманами. А чтобы ничего подобного не повторялось, мы с тобой поженимся и никогда больше не расстанемся. Никогда. Ну, по крайней мере, до тех пор, пока ты сама этого не захочешь.
— Но… как же, это возможно? Твоя работа, дела…
Он закрыл ей рот страстным поцелуем. А когда оторвался, ответил:
— Мы сегодня же полетим в Рино и зарегистрируем наш брак. Я оставлю свою работу. Я все продумал за вчерашний и сегодняшний дни, и знаю, чем теперь буду заниматься. А теперь отвечай: ты согласна стать миссис Картрайт?
Она молча кивнула. Потому что говорить не могла. Ее губы были заняты совсем не словами…
Год спустя
— Олли, у меня замечательные новости. Олли, ты слышишь меня? Олли! Да оставь же ты его в покое хоть на минуту и посмотри на меня!
Оливия на мгновение перестала щекотать малюсенькую розовую пятку и, слегка повернув голову, покосилась на Дуэйна.
— Ну, что еще у тебя?
— Ты можешь положить его в кроватку и посидеть со мной? — притворно раздраженным голосом спросил он.
Оливия посмотрела на крошечного трехмесячного малыша, потом на мужа и решилась на компромисс — завернула младенца в махровое полотенце, взяла на руки и вместе с ним подошла к креслу мужа.
— Ну, разве он не чудо? — спросила она, присаживаясь на подлокотник и попеременно целуя обе рыжие головы — большую и маленькую.
— Естественно, чудо. Ведь он — мой сын, — счастливо засмеялся Дуэйн.
Оливия улыбнулась и подставила мужу губы.
— Ну, что там у тебя за новости?
— Я получил письмо от издателя. Мой роман стал бестселлером в первую же неделю. Представляешь?
— Да что ты? — изумилась она. — Не представляю, конечно. Ты же категорически отказываешься показывать мне его.
— Потому что готовил тебе сюрприз. Вот, держи. — Он забрал у нее ребенка и протянул пакет.
Оливия нетерпеливо разорвала его, достала пахнущий типографской краской томик и взяла его с трепетом и благоговением — так же, как в первый раз приняла на руки их сына. Открыла обложку и на первой странице прочла:
Тебе, моя любимая Оливия.
За то, что ты есть…
Она подняла на мужа глаза, полные слез благодарности и любви, и растроганно прошептала:
— О, Дуэйн… Спасибо, мой любимый.
— Это тебе спасибо, — прошептал он в ответ, целуя ее так же страстно, как и в самый первый раз. Потом полушутливо добавил: — Обещаю, что следующее будет длиннее.
— Длиннее? — удивилась она.
— Угу. «Тебе, моя любимая Оливия. За то, что подарила мне сына»…
Она счастливо рассмеялась, а маленький Майки, почувствовавший, что ему достается не все ее внимание, возмущенно заревел.
— Не знаю, как мы с таким скандалистом поедем, — качая головой, заметил Дуэйн.
— Поедем? Куда это мы должны ехать? — удивилась Оливия.
— Рекламное турне. По пяти городам. Нью-Йорк, Бостон, Чикаго, Лос-Анджелес, Даллас. Через две недели.
Она задумчиво посмотрела на мужа, потом на сына и снова на мужа. Потом решилась:
— Поезжай один, Дуэйн. А мы с Майки будем ждать тебя дома.
— Но как же… — Он совершенно растерялся от неожиданности. А потом вдруг улыбнулся. — Ты уверена?
— Да… Абсолютно уверена. В тебе и в нас, но, главным образом, в себе самой.
Она импульсивно вскочила, кинулась в соседнюю комнату, вернулась с картиной, первой, что закончила после рождения Майки, которой муж восхищался не далее, как сегодня утром, и решительно написала на обороте:
Тебе, мой любимый Дуэйн.
За то, что вернул мне веру в себя…
