Гвендолин Кэссиди - Доверься судьбе
Безнадежно и пытаться смягчить ее, в отчаянии думала Клэр, глядя вслед удаляющейся Олимпии. Вообще-то в обычных условиях она ни за что не сказала бы ничего подобного. Но разве сложившуюся ситуацию можно назвать нормальной? Ее муж, отец ее будущего ребенка, не только не любит ее, но и скорее всего в эту самую минуту находится в объятиях другой женщины.
Чтобы ни с кем не видеться, Клэр вернулась в спальню. Дурнота прошла, однако легче ей не стало. Как жить, зная то, что знает она?
10
Клэр не заметила, как задремала, а когда проснулась, возле кровати стояла Элеана.
— Я постучала, вы не ответили. Вот я и разволновалась, — объяснила она. — Вам все еще плохо?
Клэр заставила себя улыбнуться.
— Нет, спасибо. — Бросив взгляд на часы у кровати, она ужаснулась. — Как время летит!
— Вы должны непременно ложиться всякий раз, когда захочется, — с видом знатока заявила девушка. — Мама говорит, что, когда была беременна, то спала чуть ли, не сутками напролет.
Клэр вздрогнула.
— Она тебе рассказала!
— Ну разумеется, — изумилась Элеана. — А что, нельзя было?
— Нет… То есть мы ведь еще не получили медицинского подтверждения.
— Но сами-то вы уверены?
— Я… я-то уверена. — Клэр снова заставила себя улыбнуться.
Глаза Элеаны свернули.
— Вот здорово! Маркос, наверное, вне себя от восторга. — Она нахмурилась. — Как ему не стыдно бросить вас в таком состоянии!
— Ничего, мне даже лучше побыть одной, — беззаботным тоном отозвалась Клэр.
— Мне уйти? — разочарованно протянула Элеана.
— Нет-нет, — заверила Клэр. — Лучше — найди мне что-нибудь немятое, пока я быстренько приму душ. А потом мы вместе спустимся к ланчу.
Зрелище, представшее ее взору в зеркале, иначе, чем плачевным, назвать было нельзя. Осунувшееся бледное лицо, обвисшие, потускневшие волосы. Фигура, конечно, пока еще не изменилась, но и этого долго ждать не придется. Другой вопрос: останется ли она в «Орестиос» до рождения ребенка.
Элеана приготовила ей легкое кремовое платье и босоножки на плоской подошве.
— О высоких каблуках придется на время забыть. Тебе нельзя рисковать: вдруг оступишься и упадешь, — авторитетно заявила она, окидывая оценивающим взглядом стройную фигуру Клэр. — И еще тебе надо купить беременных платьев.
— Платьев для беременных, — поправила молодая женщина, стараясь сохранить серьезность.
Элеана беззаботно отмахнулась.
— Подумаешь, какая разница. Главное — ты станешь матерью. А я — тетей! Отличный случай попрактиковаться перед тем, как самой завести детей.
— А в отцы ты, разумеется, прочишь Спиро? — поинтересовалась Клэр, надевая платье.
— Кого же еще. — В голосе Элеаны звучала неколебимая уверенность. — Да он и сам это знает, пусть даже мы еще и не объяснились.
Пожалуй, подумала молодая женщина, вспоминая вчерашний разговор со Спиро, это похоже на правду. Лишь бы только Элеану со временем не ждало то же горькое разочарование, что постигло ее.
К огромному облегчению Клэр, на террасе они застали одну Софию.
— Что-то ты плохо выглядишь, детка, — заметила та, озабоченно оглядев невестку. — Может, подать тебе ланч в спальню?
— Нет-нет, — покачала головой Клэр. — Просто я слегка устала.
— Надо бы тебе попить витамины.
— Если надо, врач завтра назначит. — Клэр решила сменить тему. — Как душно сегодня, неужели опять будет гроза?
— Весьма вероятно, в это время года грозы не редкость. — Софию явно позабавил вопрос невестки. — Должно быть, это в тебе английская кровь говорит — такой интерес к погоде!
— О, у нас дома погода меняется сто раз на дню, — засмеялась Клэр.
Свекровь как-то странно поглядела на нее.
— А ты все еще считаешь Англию твоим домом?
От необходимости отвечать на этот вопрос Клэр избавило появление Олимпии. По пятам за ней шел Маркос. Судя по вызывающему взгляду, коим Олимпия удостоила ненавистную невестку, она уже успела пересказать брату недавний разговор во всех подробностях, а быть может, еще и от себя прибавила. Однако лицо Маркоса оставалось бесстрастным, и Клэр не поняла, сильно ли он разгневан.
— Как ты себя чувствуешь? — был его первый вопрос, обращенный к ней.
Клэр растянула губы в улыбке, надеясь, что это выйдет у нее достаточно естественно.
— Жить буду.
Торжество на лице Олимпии сменилось недоумением. Она растерянно перевела взгляд с брата на Клэр.
— Так Маркос тебе еще ничего не сказал? Ты станешь тетей, — сообщила ей София.
Похоже, новость Олимпию не обрадовала.
— Вы должны извинить меня, — язвительно произнесла она, обращаясь к Клэр. — Видите ли, во время той нашей беседы я не сумела должным образом оценить ваше состояние. Была слишком занята другими вещами.
— Повторяю, я не имела в виду то, что сказала, — как можно спокойнее проговорила молодая женщина. — И прошу прощения.
— Такое забыть нелегко, — последовал едкий ответ.
— Будет тебе, Олимпия, — раздраженно бросил Маркос. — Клэр ведь извинилась — значит, делу конец.
Олимпия неохотно пожала плечами, сдаваясь. Хотя София с Элеаной сгорали от любопытства, ни одна из них не спросила, в чем, собственно, дело. Клэр поймала на себе стальной взгляд мужа. Только бы сдержаться, не дать ему прочесть, какое отчаяние раздирает ей душу. Пусть он никогда, никогда не узнает об ее истинных чувствах!
Желая избежать града расспросов, что явно желала обрушить на нее Элеана, Клэр после ланча сбежала в сад. Однако от Маркоса спастись было не так легко. Он отыскал ее возле того самого пруда, где они беседовали в первое ее утро на вилле.
— Нам нужно кое-что выяснить, — решительно произнес Маркос.
Клэр неотрывно следила за стрекозой, летающей над водной гладью.
— Выяснять тут нечего. Если в разговоре с Олимпией я действительно погорячилась и хватила через край, то ты услышал именно то, что я собиралась тебе сказать. Я не хочу, чтобы впредь ты даже приближался ко мне!
— И ты думаешь, я смирюсь с твоим решением?
Маркос стоял в нескольких шагах от скамьи, на которой она сидела. Сердце у Клэр стучало так, что едва не выскакивало из груди, однако она заставила себя говорить спокойно и ровно.
— А у тебя нет выбора.
— У меня есть права: я твой муж.
Она резко вскинула голову. Глаза ее засверкали.
— Черта с два! Я тебе не вещь, которой можно пользоваться, как и когда тебе вздумается!
В его глазах полыхнуло ответное пламя. Засунутые в карманы черных брюк кулаки выдавали с трудом подавляемый гнев.
