Анна Дубчак - Желтые перчатки
– Не знаю, ушел куда-то… Меня уже это не интересует…
– Как прошел показ в «Савойе»?
– Превосходно! Можешь себя поздравить… Но только твоей коллекции уже не существует… Если бы ты могла сейчас перенестись сюда, в мою квартиру и выглянуть в окно, то увидела бы, как горят посреди двора три сундука, набитые твоим барахлом… Мне понадобилась всего одна канистра бензина, чтобы они вспыхнули… Все кругом оранжевое от огня… Твои платья так красивы, что даже огонь какой-то особенный… потрясающий…
Звон в ушах, горечь во рту – и Валентина упала без чувств.
***
На следующее утро Бланш перевезла Валентину в особняк в Булонском лесу. А чуть позже, в полдень, вернулась из аэропорта только что прилетевшая из Цюриха Эмма.
***
Обедали втроем: Эмма, Бланш и Валентина. Эмма расспрашивала Валентину о России, Москве и очень расстроилась, когда узнала, что они с отцом разминулись.
– Вы знаете, Валентина, что вы очень красивая?
– Красивая… – вздохнула Валентина. – Мне, знаете, сейчас не до красоты… У меня такое впечатление, словно меня нет вообще… Я не чувствую своего тела, мне не нравится мое лицо, волосы… Я потерялась, сгорела, как сгорели все мои платья…
Бланш взяла ее за руку. А Эмма, еще ничего не понимая, предложила ей поездить по магазинам и развеяться.
– У вас хандра, милочка, у всех русских хандра, это национальное… А в Париже всем весело… – последнюю фразу она произнесла, как показалось Бланш, с иронией. – Нет, правда, вам надо развеяться… Попросите Бланш показать вам магазины… Деньги у вас есть, а что еще нужно для молодой красивой девушки?
***
Когда послышался звонок – это звонили у ворот, – Патрисия, бухнув на стол блюдо с телятиной, вздрогнула.
– Кто бы это мог быть? – пробормотала она, глядя не на Эмму, а на Бланш.
– Кто бы это ни был, тебе следует открыть…
Пат убежала, а вернулась в сопровождении невысокого господина во всем черном. Бланш, увидев его, бросилась ему в объятия:
– Борис! Наконец-то!
Борис остановился посреди гостиной:
– Полина?
Бланш резко повернулась, испугавшись, что в комнате помимо уже знакомых ей лиц, появился призрак бывшей жены Бориса. Но из-за стола медленно поднялась Валентина и с тихим всхлипом: «Папа!» – бросилась Борису на шею.
***
С приездом Бориса все в доме изменилось. И даже солнце, все утро пытавшееся прорваться сквозь тонкую паутину облаков, залило своим теплым светом сад и через распахнутые окна проникло в дом и осветило все вокруг.
После обеда, уединившись в дальней комнате, Борис рассказал Валентине, Бланш и Эмме, о том, как он принял совершенно незнакомую ему девушку за свою дочь. Это была Лариса Игудина, приятельница Анны Невской.
– Знаете, я так и не понял, зачем им понадобилось все это делать…
В комнате воцарилась тишина.
– Ты очень похожа на свою мать… – сказал он, немного придя в себя, – я, кстати, позвонил ей… – он повернулся и ободряюще посмотрел на Бланш, – мы просто поговорили с ней по душам… По-моему, она тоже решила начать новую жизнь и, кажется, собирается замуж… А ведь эта Лариса, когда говорила мне об этом, ничего не могла знать: она все, что касалось Полины, выдумала на ходу…
– А я ничего не знала, – сказала Валентина.
– Потом узнаешь…
Валентина рассказала ему про Анну и про то, как погибла вся ее коллекция. Про горящие сундуки с платьями…
После ее рассказа стало как-то особенно тихо, словно только что на глазах у всех вспыхнувшее пламя уничтожило все надежды Валентины…
– Что за похоронное настроение? – вдруг словно очнувшись, произнесла Эмма, поднимаясь с кресла и оглядывая всех присутствующих слегка насмешливым взглядом. – Даже если коллекция Валентины и сгорела, не стоит отчаиваться… Я уже говорила Борису, что готова вложить деньги в ателье или что-нибудь в этом роде, и дать таким образом возможность Валентине проявить свой талант… Вы называли имя Фабиан, если этот человек из Парижа, то рано или поздно он вернется сюда из Москвы и я помогу вам организовать с ним встречу… Выше нос! Вы, Валечка, еще так молоды, полны сил, что еще все успеете, тем более что мы вам в этом поможем… Я понимаю, конечно, как тяжело вам сейчас, но при благоприятном стечении обстоятельств вы не спеша создадите другую коллекцию, быть может, еще более блестящую…
Поэтому, честное слово, не стоит отчаиваться… Я могу начать поиски помещения под ателье уже завтра, мне стоит только поднять трубку телефона, и через час ко мне уже приедет представитель агентства по недвижимости, и мы поедем с вами выбирать…
Валентине казалось, что она спит и видит сон.
Когда же Эмма Латинская во всеуслышание объявила, что ее поездка в Цюрих была связана с открытием счета на имя своего мужа, Бориса Захарова, и покупкой там дома, разволновался и сам Борис. Он смотрел то на Бланш, то на Эмму и никак не мог взять в толк, за что ему свалилось такое счастье, о чем он не преминул спросить и свою благодетельницу.
– Я очень стара, Борис, у меня много денег и нет семьи, о которой мечтает каждый нормальный человек… Уж не знаю, почему я выбрала именно тебя, но ведь выбрала… А твоя Бланш оказалась настолько умна, что не стала препятствовать тебе в этом сумасшедшем браке… Я – русская, ты – русский… Просто мне бы хотелось слышать каждый день в своем доме русскую речь и, возможно, детские голоса… Да, это блажь, каприз, это попытка реанимировать хотя бы в этом доме русское начало… И очень хорошо, что у тебя есть такая красивая и совсем молодая дочь, которой я могу еще чем-то помочь… Я прожила долгую и счастливую жизнь, но мне бы не хотелось до самой смерти только и делать, что смотреть в окно и ограничиваться обществом Пат… А рядом с вами я еще поживу, порадуюсь за вас… Вот в принципе и вся тайна моего решения выйти за тебя замуж…
Бланш, слушая Эмму, подумала о том, что это, конечно, маразм, но маразм созидательный, и даже улыбнулась жене своего «мужа». «В принципе каждый сходит с ума по-своему…»
Валентина же, с трудом осознавая все происходящее, смотрела на Эмму, закутанную в красную шаль, и пыталась представить ее молодой…
«А может, папа просто похож на ее первую любовь?» – подумала она и улыбнулась этой мысли.
***
Ночью в спальню Валентины кто-то постучал.
– Кто это? – спросила она сквозь сон.
– Валя, это я, твой папа…
Она поднялась, открыла дверь и впустила Бориса. Он был в пижаме и бесшумных войлочных туфлях: смешной и домашний.
– К тебе пришли…
– Ко мне? Но кто?
– Один человек…
