Ирэн Бург - Белая фата для Алисы
— Не просто способности, я настаиваю, талант. Именно талант — не меньше.
— Ну пусть так, пусть. Я боюсь высоких слов.
— Или все же ответственности?
Алиса лишь покачала головой и отошла. Она снова опустилась в кресло у камина. Глядя на языки пламени, она промолвила:
— Сколько себя помню, я все время рисовала — карандашами, красками, мелками… Мне нравилось выводить линии, из линий плести орнамент, вырисовывать силуэты, накладывать штрихи. Мне нравилось наблюдать за тем, что происходит у меня на листе бумаги. Как будто это не я сама, что-то непонятное во мне движет моей рукой. Пока рисовала, я как будто впадала в забытье. Все вокруг исчезало, оставалось только то, что внутри меня, — мои чувства, мои мечты, мои фантазии. И вот это и ложилось на бумагу. Подчас, закончив работу, я сама удивлялась тому, что получилось. Мама поддерживала мое увлечение, покупала кисти, краски. Когда мне было десять лет, мы с Джесс стали посещать дополнительные занятия по рисованию. Наш преподаватель не поощрял абстракции. Он был хорошим рисовальщиком, и благодаря ему я научилась портрету, шаржу, всему тому, что так понравилось издателям. Все мои ежата с медвежатами — его заслуга.
— Рисовальщик из тебя тоже замечательный. Все твои зверушки, игрушки — живые, милые, как дети. Но твоя абстрактная картина… Не знаю, как и сказать… это просто откровение. Ты помнишь то время, когда ты над ней работала? Расскажи мне о нем…
— Сейчас я даже не вспомню, когда начала ее рисовать и что именно пыталась выразить. Помню, была весна. Мы с приятельницами возвращались из кино. Смотрели какой-то анимационный фильм, сейчас не вспомню какой. Девчонки болтали, смеялись. Мы зашли в кафе, было много народу. И вот посреди всей этой сутолоки меня пронзило ощущение полного одиночества. Кругом люди, много людей, музыка, разговоры… и все равно такая смертельная тоска…
— Понимаю…
Алиса никак не отреагировала, даже не повернула к Кевину головы, она по-прежнему сидела в кресле, обняв себя руками, будто озябла. Кевина охватило беспокойство, будто Алису относит от него бурлящий водоворот. О чем она думает? О чем вспоминает? Что ей так дорого в ее прошлом? Он почувствовал укол ревности. Но вот Алиса подняла на него глаза, улыбнулась. Она вновь была с ним, она выбралась из лабиринта своих воспоминаний.
— Вернувшись домой, я сразу взялась за карандаши, но поняла: мне нужно нечто другое. Ни акварель, ни пастель не годились. Тогда я решилась взять акриловые краски. Я трудилась без остановки всю ночь, а утром разрезала холст в клочья. Потом я пробовала еще и еще, пока не получилось то… что получилось. Думаю, таким образом я пыталась забыться, разорвать путы одиночества, ослабить боль невостребованности. В минуты творчества я чувствовала необыкновенный полет, радость, может быть, сопричастность к чему-то большому, чего не осознавала. — Алиса помолчала, пытаясь собраться с мыслями. — Мой преподаватель не одобрил мои эксперименты. Мне было страшно больно от его критики, и я забросила занятия. Хотела уничтожить мои абстрактные картины, но не смогла, раздарила всем, кто захотел взять… Тебе отдала мою картину Джессика, так? Она, наверное, даже обрадовалась, что кому-то может пригодиться то, что ей не нужно. Где она держала мою картину, на чердаке?
В ее взгляде, обращенном к нему, Кевин прочел боль. Ему захотелось подбодрить Алису.
— Мне пришлось изрядно поторговаться, прежде чем Джессика уступила твою картину, — сказал он с преувеличенной бодростью, что выдало его ложь.
Алиса недоверчиво хмыкнула.
— Можно узнать, насколько Джесс разбогатела?
— О, это коммерческая тайна. Сумма сделки не разглашается, — отшутился он.
— Заговорщики, — усмехнулась она.
Кевин протянул руку, положил ее на плечо Алисы. Ему хотелось обнять ее, привлечь к себе, но он понимал, что она пока не готова.
Она сидела чуть наклонившись вперед, в задумчивости играя пальцами.
Бирюзовая с белыми полосками блузка с верхними расстегнутыми пуговицами открывала тонкую шею, ключицы. Блузка была с короткими рукавами, и ее руки в отсветах искусственного пламени казались особенно красивыми.
«Природная грация, — подумал Кевин. — Во всем, как она сидит, как поворачивает голову, как поправляет волосы, как морщит нос, в самом незначительном ее движении есть какая-то особая грация, свойственная тонкой чувствительной натуре».
Кевин не мог сравнить Алису ни с одной из тех женщин, что встречались в его жизни. Сложная и изменчивая, а вместе с тем бесхитростная и понятная — странная, волнующая комбинация. С первого взгляда — обычная девушка, жительница мегаполиса, каких тысячи. Но на самом деле она сложнее, чем кажется. Любовь к искусству, особое отношение к деталям, к полутонам и нюансам делали Алису ни на кого не похожей. Складывалось впечатление, что она ощущает жизнь полнее, чем все окружающие.
— О чем ты думаешь?
Алиса вздрогнула — настолько неожиданно вопрос Кевина вывел ее из задумчивости. Она виновато улыбнулась, поняв, что ее молчание затянулось.
— О чем ты думаешь? — повторил он.
— Даже не знаю. О многом, — тихо ответила Алиса. — О себе, о нас. Так странно, отчего ты обратил на эту картину внимание. Это моя любимая…
— Ничего странного в этом нет. Ты поразила меня своим выраженным в красках откровением, может, призывом. Мы все нуждаемся в близости, ищем сопереживания, сопричастности, а искусство помогает нам разрушить крепость одиночества. Музыка, книги, картины — что это, как не поиск единомышленников? Твои чувства, отраженные в красках и переплетениях линий, отозвались эхом во мне. Да о таком даре, как у тебя, можно только мечтать. Ты обладаешь несомненным талантом.
Последние слова Кевин сказал с такой горячностью, что Алиса поняла — это не простая вежливость, он на самом деле верит в нее. Алиса с удивлением отметила, как много значит для нее его признание.
Слезы закипели у нее на глазах. Неужели она нашла человека, который сможет понять ее больше, чем она сама понимает себя? Неужели ей встретился человек, который сможет разделить с ней ее ценности? Ее сомнения — разрешить, в минуты тревоги — ободрить. Она почувствовала, как тугой узел непонимания ослаб, как будто пропасть, над которой она столько лет балансировала, стала не такой глубокой и над ней протянулся мостик.
Алиса дотронулась до руки Кевина, пожала его пальцы.
Кевин не мог отвести от нее восторженного взгляда. Его неожиданно вспыхнувшая яркими красками влюбленность радовала его. Ему доставляло неимоверное удовольствие просто находиться рядом с Алисой, любоваться бликами, гуляющими по ее волосам, ее профилем, всей ее хрупкой фигуркой. Каждую минуту, проведенную рядом с ней, он открывал совершенно новую Алису, и эти открытия пленяли его еще больше.
