Нора Филдинг - Роковая встреча
Тедди смутился. На какое-то время он забыл, зачем пришел сюда, отвлекся от своих черных мыслей, но при виде вошедшей Элизабет волна ревности захлестнула его. Если до этого момента он и верил искренность Линды, но не мог понять, как разумный человек совершил столь ненормальный поступок, то теперь он очень хорошо понимал состояние, заставляющее очертя голову бросаться на кого попало. Сейчас он с удовольствием огрел бы по башке Джеймса, да и Бетти от него досталось бы.
Тедди бросил взгляд на коварную обманщицу и швырнул ей сумку.
— В ней пудреница. Объясни, откуда ты ее взяла?
Элизабет равнодушно взглянула на плоскую кожаную сумочку. Она ее видела впервые, и ее не волновали никакие принадлежности косметики, в ней хранящиеся.
А вот сцена, открывшаяся взору, когда она вошла в палату, настолько ее поразила, что она до сих пор не могла успокоиться. Она попыталась взять себя в руки. Разум ей говорил, что ревновать к сестре смешно. Какой бы непредсказуемой ни была Линда, она никогда не станет отбивать любимого мужчину у родной сестры. Но сердце продолжало бунтовать. И Элизабет вдруг поймала себя на мысли, что близка к тому, чтобы зашвырнуть чем-нибудь тяжелым и в Линду, и в Тедди.
Ревность что, заразная болезнь? — подумала Элизабет и впервые искренне посочувствовала сестре. Даже она, которая совсем не любит Тедди, бурно реагирует, а что говорить о Линде?
— Сама открутила бы ему голову, — зло прохрипела Элизабет, к всеобщему удивлению присутствующих, среди которых был и только что вошедший в палату комиссар Жервье.
Его появление прошло незамеченным. Все слишком были заняты собственными душевными переживаниями.
— Любопытное высказывание для адвоката, — прокомментировал он.
— Пришли еще раз взять у меня показания? — светски улыбнувшись, вежливо спросила Линда.
— И да и нет, — уклончиво ответил комиссар Жервье. — Сейчас меня больше интересует пудреница, хранящаяся, по-видимому, в этой сумочке. — И комиссар указал на злополучный кожаный прямоугольник, который Элизабет продолжала держать в руках.
— Не знаю я ни о какой пудренице, и вообще это не моя сумка. — Брезгливым движением Элизабет отшвырнула ее от себя.
— Вынужден предупредить, что вы должны выбирать выражения. Все сказанное вами может быть истолковано против вас.
— Вы меня в чем-то подозреваете? — спросила Элизабет.
Комиссар выразительно пожал плечами.
— Вы вправе пригласить адвоката.
— Он здесь! — Тедди шагнул вперед.
— Ну что ж, очень хорошо. А теперь приступим… Вы утверждаете, что эта сумка вам не принадлежит?
— Это моя сумка! — с жаром воскликнула Линда. — Я ее приобрела несколько дней тому назад.
— Вот как? В каком же магазине вы ее купили? Здесь, в больнице?
— Линда, не говори глупостей! Месье комиссар, не обращайте на сестру внимания. Ее слова — только выражение заботы о младшей сестре, ничего более. Я не очень хорошо помню эту сумку. Возможно, она моя, но я в последнее время покупала много сумок…
— Месье комиссар, мой клиент не совсем понимает суть вопроса. Это может быть ее сумка, может быть и не ее. Я не думаю, что данное изделие из кожи уникально. В магазине наверняка целая партия таких сумок, и не в одном. Потом женщины настолько часто меняют одежду, что ни одна из них не в состоянии запомнить все детали своих туалетов.
— Не согласен с вами, месье адвокат. Вы судите по себе. — Поскольку Тедди картинно удивился, комиссар пояснил свою мысль: — Вы говорите как мужчина, а женщина может забыть все, что угодно, только не то, что было на ней надето. Напомните женщине, в каком она была платье в тот или иной момент, и она мигом вспомнит все события, тогда случившиеся. Но я пойду вам навстречу и отложу этот вопрос. Мадемуазель, — обратился он к Элизабет, — откройте сумочку и посмотрите ее содержимое.
— Нет! — закричал Тедди. — Не смей! — Он вырвал сумочку из рук Элизабет и подал ее комиссару.
— Месье комиссар, будьте так добры, сами достаньте пудреницу, но только осторожно.
— Интересная мысль! — Комиссар Жервье с любопытством взглянул на Уорнфолда. — Видимо, вы, месье адвокат, лучше меня разобрались в сущности этого дела. — И комиссар с помощью платка извлек пудреницу. — Вам знакома эта вещь? — обратился он к Элизабет.
— Впервые вижу. Это не моя пудреница. У меня такой никогда не было.
— Какой такой?
— Я пользуюсь обычной компактной пудрой, а в эту надо насыпать. Так поступали наши бабушки, не желая просыпать пудру. Я думала, что их, — Элизабет показала рукой на пудреницу, — уже и не выпускают.
— А вы что скажете? — обратился комиссар к Линде.
— Я подтверждаю слова Бетти. Я ни разу не видела у нее эту пудреницу, а вот компактную — да, видела.
— А вы сами, какой пользуйтесь?
— Тоже компактной, хотя я с удовольствием приобрела бы такую вещицу. Даже если она и не старинная, то сделана с большим изяществом, а роспись напоминает манеру знаменитого Ватто.
Комиссар не спускал глаз с говорящей Линды, но та держалась абсолютно естественно. От ее горячечной лихорадочности, с которой она утверждала, что сумка принадлежит ей, и следа не осталось. Женщина была абсолютно спокойна. Вряд ли она такая талантливая актриса, подумал комиссар, а вслух спросил:
— Вы интересуетесь искусством?
— Я окончила Французскую академию художеств.
— Если я вас правильно понял, вы хотите, чтобы я снял отпечатки пальцев? — спросил комиссар Жервье у Уорнфолда.
— Если вы обвиняете Элизабет Ленкстон, то — да!
— В чем меня можно обвинять?! — удивленно вскричала Элизабет. — Не имею я никакого отношения к пудренице, никогда ее не видела и не держала в руках.
— Хорошо, мадемуазель, пусть будет так. — И комиссар Жервье вежливо откланялся.
Несколько минут все молчали. Потом Элизабет на цыпочках подошла к двери и рывком ее распахнула. В коридоре никого не было.
— Линда, что это за история с пудреницей? — сурово набросилась на сестру Элизабет, закрывая дверь.
Линда молчала.
— Запах, — наконец задумчиво проговорила она. — Тот же самый, что и от записки…
— Линда! — Элизабет не выдержала и, подойдя к сестре, тряхнула ее за плечи. — Линда, что ты на этот раз натворила?!
— Ничего! Я так же, как и ты, не имею к этой пудренице никакого отношения. Возможно, она старинная… Верно, стоит очень дорого, а если ее расписывал сам Ватто, то — баснословно дорого… Интересно, кому она принадлежит?
— Саре Гренвилл, невесте лорда Мортимера, — сухо проинформировал ее Тедди и вышел из палаты. Ему надо было побыть одному. Поступок Сары явился для него последней каплей. Весь его мир летел в бездну. Дважды сегодня убитый, он не мог больше сопротивляться ударам судьбы. Ему хотелось напиться, напиться до бесчувствия, чтобы в памяти никого не осталось — ни Сары, ни Бетти. Они обе предали его. Элизабет, конечно, вольна влюбляться в кого угодно, даже в Джеймса, но Сара, его идеал женщины, — как она могла обратиться в полицию с заведомым наветом? Трудно себе представить человека, который решился бы на такую подлость, а Сара оказалась на него способной.
