Мэхелия Айзекс - Любовный яд
И его отец должен узнать о том, что у него есть сын. Разве она не обещала Майклу, что наступит день, когда она поведает ему всю правду? А тот, в свою очередь, может обо всем рассказать Дугласу. Так почему же она не воспользовалась случаем и не сообщила Дугласу о том, что у него есть сын?
Потому что испугалась, честно призналась себе Шарон. Она хотела убедить себя, что больше не любит этого мужчину, но это оказалось неправдой. Ведь всего лишь три дня назад она в этом не сомневалась. Теперь же он доказал ей обратное.
Но этого не должно быть, опять заволновалась она и начала нервно утрамбовывать вещи в чемодане. Возможно, Дуглас пришел к ней, чтобы излить душу, пыталась она найти ему оправдание. И когда он обнял ее, она сразу потеряла голову.
Может, он и не собирался соблазнять ее. Или Дуглас таким образом хотел наказать Шарон за то, как она поступила с ним? Правды она не узнала. Когда она проснулась, он уже ушел.
Возможно, ее разбудил стук закрывавшейся за ним двери. Она плохо спала с тех пор, как приехала в Глазго. А Дуглас истощил ее силы. Боже, как же хорошо было вновь оказаться в его объятиях! Ни один мужчина не доставлял ей столько удовольствия! Эх! Будь он хоть немножко постарше, не сыном сэра Ирвина! Все тогда сложилось бы совершенно иначе. Она не побоится никакой огласки!
Стук в дверь заставил Шарон вздрогнуть. Ей вдруг померещилось, что ее мысли чудесным образом вернули его. Но что же она ему скажет? Чего бы это ни стоило ей, она скажет всю правду!
Шарон мельком взглянула на себя в зеркало, поморщилась при виде раскрытого чемодана и пошла открывать дверь.
На пороге стояла Фелисия.
Удивление и разочарование боролись в Шарон, и она смотрела на мать Дугласа, как будто видела ее впервые.
А леди Ирвин совсем не изменилась. Каштановые волосы по-прежнему отливали золотом, а фигура оставалась такой же элегантной, как когда-то.
С минуту женщины молча разглядывали друг друга. Помнит ли Фелисия о том, как они когда-то дружили, подумала Шарон. Раньше было невозможно, чтобы Шарон приехала в Глазго и не навестила Фелисию. А теперь... Но ведь не Фелисия же виновата в их разрыве. Ей нужно все объяснить...
Но тут Фелисия воскликнула:
– О Шарон! – и заключила ее в объятия. В течение нескольких минут они никак не могли успокоиться. Впервые за многие годы в такой ситуации по щекам Шарон текли слезы. Все это время ей не с кем было поделиться своими мыслями, бедами. Доверить самое сокровенное. К счастью, никто не проходил по коридору и не стал свидетелем их бурных эмоций. Наконец Шарон успокоилась и пригласила подругу в комнату.
– Мне очень неудобно за беспорядок, – произнесла она взволнованно, – но я так рада видеть вас!
– Я тоже, – твердо сказала Фелисия, но в ее взгляде Шарон заметила некоторую настороженность. Казалось, она сожалела, что так открыто проявила чувства, и улыбка на лице, похоже, явно натянута. Она оглядела освещенную ярким светом комнату: – Здесь очень мило.
– Очень дорогой номер, но, к счастью, мне не приходится платить за него, – заметила Шарон, – может, вы присядете? Принести чего-нибудь выпить?
– Спасибо, не нужно, – вежливо отказалась леди Ирвин, усаживаясь в красивое резное кресло. Подождав, пока Шарон займет место напротив, она продолжала: – Вчера я видела тебя по телевизору. Ты была очень хороша и замечательно отвечала.
– Спасибо.
Неужели она пришла к ней только из-за этого, подумала Шарон, рассказать о впечатлениях и возобновить старую дружбу?
Конечно, она понимала, что поступила невежливо, не сообщив Фелисии о приезде.
– Ну... – Фелисия положила руки на подлокотники кресла, – ты выглядишь чудесно. Как всегда!
– А мне кажется, я ужасна, – быстро проговорила Шарон, ощущая, как покраснели щеки. Комплимент матери Дуга показался неискренним и немного холодным.
– Не скромничай, – Фелисия провела пальцем по обивке кресла, – ты же совершенно уверена в своих силах. У тебя либо нет сомнений, либо совести...
Шарон глубоко вздохнула:
– Извините меня...
Выражение лица Фелисии смягчилось:
– И меня тоже. Я ведь пришла сюда не для того, чтобы обижать тебя, дорогая, поверь мне. Но ведь кто-то же должен поговорить с тобой до твоего отъезда из страны. Раз Дуглас не готов, я возьму это на себя.
Шарон вздрогнула.
– С Дугласом ничего не случилось? – спросила она, не зная, как вывернуться из этого положения. Дама настороженно взглянула на нее.
– Ну, это зависит от того, как на это посмотреть, – с чувством произнесла она, – но прежде, чем ты скажешь еще что-нибудь, я бы хотела кое-что тебе показать.
Она вынула из кармана фотографию и подала Шарон. Это было черно-белое фото, и можно было подумать, что на ней изображен Майк, если бы вересковые заросли и болото на заднем плане не говорили о том, что фото сделано в Шотландии. Конечно же, это был одетый в школьную форму Дуг. Он смотрел прямо в объектив фотоаппарата.
Рука Шарон, державшая фото, задрожала, а Фелисия прерывающимся голосом спросила:
– Ты, безусловно, узнала, кто это?
– Да, это Дуглас.
– Верно, – Фелисия протянула руку и вынула фото из ослабевших пальцев подруги, – сын сфотографирован восемнадцать лет назад. Когда он нашел эту фотографию, то упал в обморок...
– Упал в обморок? – Шарон в растерянности вскочила с кресла, но Фелисия поспешила успокоить ее:
– Не волнуйся. Он слишком много выпил. Позже нам удалось кое-что вытянуть из него. Получается, твой ребенок – это его сын, правда?
Шарон захотелось самой упасть в обморок. Тогда ей стало бы гораздо легче сообразить, как выйти из создавшейся ситуации. А сейчас она никак не могла воспринять то, что ей сообщила мать Дуга. Ее словно парализовало, она не могла ничего осмыслить.
– Это правда?
Во взгляде Фелисии не было ни холода, ни обвинения. Но и никакого сочувствия. Наоборот, в нем проглядывала боль, как будто она не могла поверить, что Шарон могла так поступить с ней.
– Я... – слова застревали в ее горле, – Фелисия...
– Это правда?
– Да.
Ну, вот она все сказала. В отчаянии Шарон обхватила себя руками. И опять получилось так нехорошо. Фелисия никогда не простит ее. А Дуглас...
– О Господи... – голос леди Ирвин был едва слышен. Она бессильно сложила руки на коленях, как будто это признание лишило ее сил. С опущенными плечами она впервые выглядела такой старой.
Шарон заметалась, пытаясь что-то сказать, успокоить женщину, которая всегда была так добра к ней. Но в голове ее мелькала только одна мысль: Дугласу все известно. Но как давно он узнал ее тайну? И почему промолчал? И, о Боже, каковы его намерения в отношении Майкла?
Фелисия подняла голову.
