Аннемари Шоэнли - Строптивая женщина
В такси он ее поцеловал. Марлена была так поражена этим обстоятельством, что на секунду предоставила ему свободу действий. Но тут же опомнилась и заявила, что это был единственный раз, когда она настолько потеряла голову, что позволила себе забыться. Ах, как тяжело ей это дается, горько вздохнула она, погладила его по пылающей щеке и выскочила из такси, едва увидела вдали свой дом.
На лестнице ей стало плохо. Открыв дверь трясущимися руками, она ворвалась в квартиру, промчалась мимо застывшего Морица в туалет и наклонилась над унитазом. Ее вырвало. Мориц заварил ромашковый чай, дал ей аспирин и уложил в постель.
— Ну, и зачем ты все это устроила?
— Потому что я несчастна, — сквозь рыдания призналась Марлена.
— Ты просто пьяна.
— Нет, я несчастна.
— У тебя нет к этому никаких причин.
— Никто меня не любит.
— Все тебя любят. Андреа, Иоганна, я…
Под это перечисление Марлена зарыдала еще горше.
Мориц хлопнул себя по лбу:
— Ну вот, теперь до меня дошло. Ты мечтаешь о сказочном принце.
Она высморкалась в носовой платок.
— А я-то всегда думал, что ты эмансипированная дама.
— А при чем здесь это? — Эмансипированные женщины знают, что никаких сказочных принцев не бывает.
— Они просто делают вид, что знают это.
— Ты хочешь сказать, что эмансипированных женщин на самом деле не существует?
Марлена закрыла глаза:
— А ты разве не мечтаешь о сказочном принце?
Если она не постеснялась под воздействием шампанского отправиться куда-то с малознакомым и малоприятным ей мужчиной, значит, дело плохо. Однажды, забирая Андреа от родителей, она даже решила поговорить об этом с матерью. Но Тилли Шуберт, глядя на все с весьма практической стороны, заявила, что без мужчины жизнь гораздо легче. Марлена и так очень занята, зачем ей вешать себе на шею лишнюю обузу?
— Но в конце концов должна же я подумать о своих физиологических потребностях?
Тут Тилли смутилась. Герои ее любовных романчиков безостановочно припадали к мужской груди, целовали с закрытыми глазами мужские губы, но дальнейшее было скрыто за пресловутым многоточием. Не лишенная фантазии, романтичная Тилли представляла себе в такие моменты сильную и нежную мужскую руку, дрожащую от волнения и восторга, и ласковые слова, которые ее собственный супруг ни разу не решился произнести, из страха поступиться мужской гордостью. Тилли удовлетворялась видениями. Реальные подробности любовной жизни ее не интересовали. В ее собственной жизненной книге за волнующим многоточием скрывалась одна и та же из года в год повторяющаяся процедура: герой задирал на героине ночную рубашку, получал свое удовлетворение, не произнося при этом ни слова, испускал довольный стон и отворачивался, уже почти уснув, к стене. Кому это нужно?
— Но ты ведь разведенная женщина, тебе надо думать о своей репутации, — робко сказала она дочери.
Марлена хмыкнула:
— Ах, мама, мама! Давно прошли те времена, когда менять мужчин считалось зазорным. Теперь скорее наоборот.
— Но у тебя ведь есть Андреа. И хорошая должность…
— А оргазм? — брякнула, разозлившись, Марлена. — В конце концов, каждая женщина должна хотя бы раз в неделю… — Но, заметив, как болезненно реагирует мать на этот разговор, умолкла.
Тилли вздохнула с облегчением. Оргазм! Марлене бы ее заботы! Она находилась в ссоре со своим сыном Гейнцем, который переехал к подружке и заезжал домой лишь сменить белье.
— А ты запакуй белье снова и отдай ему, — посоветовала Марлена. — Он вполне в состоянии сам засунуть его в стиральную машину своей подружки.
— Конечно, в состоянии. Но она отказывается гладить.
— Браво!
— Но, Ленни, он все же мужчина.
Только теперь до Марлены дошло, в чем причина ссоры матери с братом. Дело не в том, что она не хотела гладить рубашки сына, а в том, что он связался с женщиной, демонстрирующей здравое отношение к жизни.
— А с какой стати она должна гладить его рубашки?
— Так положено.
— А что он для нее делает?
— Всю тяжелую работу.
— Какую именно? Тащит бутылки с пивом от кухни до комнаты?
— Вбивает гвозди, когда надо, электричество чинит. И с машиной…
— Гвоздь в стенку может вбить любая девчонка. Колесо сменить в автомобиле? Дай Бог, если это требуется раз в год.
— Но она не собирается гладить его вещи, даже если они поженятся.
— Неужели наконец появится поколение умных женщин?
Тилли разгневалась. С Марленой абсолютно нельзя нормально разговаривать. Она будто все время ищет повода для спора.
— Ты становишься такой нетерпимой, Марлена! Так ты никогда не найдешь мужчины для своего… оргазма.
— Знаешь, в чем дело, мама? Ты просто сама считаешь справедливым, что тебя используют. Вместо того, чтобы возмущаться своим эгоистом-сыном, ты злишься на его подружку. Что может измениться в этом мире, если злейший враг женщины — она сама?
Она услышала, как отец открывает входную дверь. Мать сжалась. Она торопливо сложила кофейные чашки в раковину и позвала Андреа, игравшую в гостиной.
Бруно Шуберт просунул голову в кухню:
— Что с ужином?
— Да, Бруно, сейчас! — с готовностью, поспешно ответила Тилли.
— Да, мой господин, — прошипела Марлена, скрестила руки на груди и отвесила глубокий поклон.
Следующие выходные Андреа провела у отца. Он забирал ее обычно ровно в десять утра в субботу и привозил обратно в семь вечера в воскресенье. Ни в субботу, ни в воскресенье он не говорил Марлене ни слова. Его ненависть к ней росла, казалось, от недели к неделе, хотя Марлене было совершенно непонятно почему. Из рассказов Андреа она знала, что его новая девушка представляла собой идеал женщины, как он его себе рисовал. Она работала машинисткой в архитектурном бюро, была аккуратной, старательной, экономной, любила дом и выглядела очень ухоженной. Она вместе с Ульрикой варила джем, вязала пуловеры, покорно мирилась с походами Бернхарда в пивную и использовала эти вечера, чтобы переделать всю работу по дому. Откуда же его ненависть к Марлене, если получился такой удачный обмен?
— Ты унизила его, да к тому же и сама не пропала в одиночестве, — объяснила Иоганна.
— Пока еще не пропала. — Марлена таинственно улыбнулась. Потому что недавно нашла под ковриком автомобиля некий телефонный номер и, находясь в состоянии сексуальной неудовлетворенности, решила позвонить легкомысленному студенту.
Сначала он никак не мог вспомнить, кто она такая. Но потом вдруг Марлена услышала изумленный возглас:
