Мира Хьюстон - Непреодолимое влечение
— Мне очень жаль, что я обидела тебя, — прошептала Вероника.
— Я подумаю, чем тебе загладить вину. — Деймон улыбнулся. — Для начала поцелуй.
Утопив свои пальцы в ее волосах, он придержал ее голову и поглотил губы Вероники своими. Он гладил ее губы языком, пока они не стали влажными и не припухли. Вероника испустила легкий стон, и Деймон слизнул этот сладостный звук с ее языка, постепенно углубляя поцелуй.
— Неплохо для начала, — сказал он, крепко сжимая Веронику в объятиях.
Сейчас он был почти поглощен примитивными потребностями. Он хотел взять ее быстро, хотел, чтобы она извивалась под ним — мягкая, теплая, открытая желанию… Но так долго не протянешь. Он наполнит ее так же, как она наполнила его — удивлением, и любовью, и непоколебимой верой в их будущее.
Окончательно и бесповоротно.
Она и забыла, что он хищник. Последнее, что Вероника ясно запомнила, — то, как Деймон сунул руку в карман своих пижамных брюк. Она расслабленно висела на нем, одурманенная, почти без сознания от волшебства его поцелуев. На долю секунды был проблеск тревоги — злой огонек в его глазах, которые потемнели до аспидного цвета, — и потом она очнулась лежащей навзничь на кровати под большим телом Деймона. Хотя она боролась и брыкалась — просто из потребности противоречить, — он без труда удерживал ее, глядя на нее с высокомерным, победительным, определенно мужским выражением.
Все случилось быстро, как в чаду, но нечто Вероника знала доподлинно.
Ее взяли в плен.
Вероника выдохнула сквозь зубы. Ее тело больно покалывало от напряжения.
Извернувшись, она смогла взглянуть на свои связанные запястья. Золотой шелк. Может, это?..
Да. Ее трусики — те самые, что она сунула в карман пиджака Деймона в их первую встречу.
Деймон отодвинулся в другой конец кровати и развалился там в ленивой позе. Он наблюдал, как Вероника знакомится с деталями своего непростого положения. Лицо его было в тени, нижняя челюсть и подбородок были темные из-за отросшей щетины. Картину дополняли сдержанная сексуальная улыбка и деятельный расчет в глазах.
— Очень остроумно, — сказала Вероника, ощущая нервную пустоту в животе. — Палить в меня из моего собственного оружия.
— В этом есть определенная восхитительная неотвратимость, — согласился Деймон и засмеялся, испытывая чувство мужского удовлетворения, заставляя Веронику ощущать себя жертвой какому-то жестокому божеству. Богу страсти.
Ну что ж, она завелась. Ничего удивительного. Ситуация были невероятно возбуждающей, как будто Деймон телепатически прочел самые интимные из ее фантазий.
Вот она лежит перед ним, и, нравится ей это или нет, она в его власти.
Нравится.
Тем не менее Вероника пыталась вырваться из шелковых пут. Скрытно. Но не настолько скрытно, чтобы не суметь освободиться, будь у нее на это время. И желание. Но до этого она еще не дошла. Все ее желания были сосредоточены на Деймоне.
— А дальше что? — бдительно спросила она.
— А дальше я покажу тебе, как далеко ты можешь зайти.
Он переместился ближе к ней и распахнул на Веронике пижамную куртку, обнажая ее для себя. Обнажая для своего удовольствия. Соски так выдавались, что сразу приковали его взгляд. Деймон облизал губы.
У Вероники кружилась голова. Держись, советовала она себе. Держи себя под контролем. Он не сможет заставить тебя потерять контроль.
Ха!
Деймон несколько секунд смотрел на ее обнаженное, выставленное, как на жертвеннике, тело, прежде чем она смогла достаточно собраться с мыслями, чтобы ответить.
— Как далеко я пойду? — Вероника выгнула спину, чтобы его подразнить. — Довольно далеко, в чем я совершенно уверена.
И вдруг она поняла, что Деймон имел в виду. Это не о сексе. Это о любви. Это о том, что он хочет пленить ее сердце.
Я не сделаю этого, тут же сказала себе Вероника, хотя и осознавала, что все уже сделано. Всеми мыслимыми способами, кроме одного. Кроме того, который Деймон вытягивает сейчас из нее.
Последнее заявление женщины. Самое сладкое, самое жестокое, самое обманчивое.
— Не надо, — бормотала она. — Пожалуйста.
Он застыл, поднеся кончик пальца к торчащему соску. Мучительно близко. Она задрожала. Каждое нервное окончание в ее теле взывало к его прикосновениям.
— Проклятье, — сказала Вероника, уступая, сдвигая лопатки, так, чтобы ее груди вздымались еще выше — соприкасаясь с его раскрытой ладонью. Когда его пальцы сомкнулись вокруг ее страждущей плоти, наслаждение стоном вышло между ее зубов.
Вероника стонала, истязаемая слишком большим количеством противоречивых эмоций, чтобы не отклоняться от того, что было действительно важно.
— Так нехорошо.
Деймон поднял голову.
— Я могу перестать.
— Ты можешь развязать меня.
— Скажи волшебные слова.
Ее глаза сузились.
— Ах ты мерзавец!
Он покачал головой.
— Не-а, это не то, что я хотел услышать. — Тяжелый вздох. — Мне думается, придется вытащить это из тебя под пытками.
Он гладил кончиком пальца ее грудь по окружности, сужая круги вокруг ареолы, отчего по коже Вероники побежали мурашки. Круги все сужались. Она задыхалась.
Его рука остановилась. Вероника была в острейшем изнеможении.
— Ты что-то хотела сказать?
— Я уже говорила. — Вероника посмотрела ему в глаза. — Я люблю тебя.
— И…?
Они бывали вместе достаточно часто, чтобы физическая нагота уже совершенно не мучила ее. Куда хуже была — просто невыносима — эмоциональная открытость, чувство, что у нее нет защиты. Вероника знала, что и прежде бывала ранимой, но все это было несравнимо с этим… подчинением.
Странное дело — она купалась в желании, как никогда раньше. Деймону не нужно было прикасаться к ней, чтобы это понять. Он видел. Он смотрел. Он видел все.
Вероника отвела глаза, боясь смотреть на Деймона, зная, что все самые темные ее желания отражены в ее взгляде.
Она дрожала, крепко зажмурившись. Но она должна смотреть. Должна. Иначе будет неисправимой трусихой.
Сначала она увидела его горящие глаза, смотрящие прямо в ее глаза. Окна в его душу — пылкую, страстную, жаждущую душу, душу мужчины, который пообещает настоять и настоит на своем, который будет любить ее всем сердцем до самого конца. Она чуть не улыбнулась при этой мысли, но вдруг ее взгляд упал ниже. Ниже мускулистой груди и плоского живота…
Она сглотнула. Деймон был не просто возбужден. Он был воспламенен, но, очевидно, умел держать себя в узде.
— Не терзай меня, — взмолилась Вероника. — Я не выдержу.
— Выдержишь. Придется. — Он склонился над ней. — Скажи мне, чего ты хочешь.
