Бетти Бити - Призрак мисс Миранды
Щекой я терлась о его грубошерстный, крупной вязки, свитер — их носило большинство киногруппы. Но такие свитера распространены повсеместно. На мгновение я пала духом и остановила взгляд на очертаниях кустарника и высоких зарослей люпина.
Лица коснулись нависающие ветки жимолости. Я чувствовала и другие запахи — лаванды, что заплела изгородь, жасмина, закрывавшего старую стену, благоухание ночных цветов. Я слышала легкий шепот фонтана, и откуда-то издалека, из дома, до меня доносились слабые звуки музыки. Мне показалось, что я слышу смех в бальном зале, шарканье танцующих ног, но все эти звуки были слишком далеки, чтобы помочь мне, — они были так же недостижимы, как высокое небо над головой, в котором плыли огни лайнера, прокладывавшего себе путь меж звезд.
Затем, спускаясь по саду, мы миновали пруд с кувшинками. И тут у меня замерло сердце. Из-за мрачных предчувствий я впала в панику. Мы снова резко повернули налево. Китаец склонил голову под навесом из плюща. Я почувствовала сырые запахи реки, мокрых выщербленных плит, влажной земли, покрытой мхом, и меня пробила дрожь, когда мы ступили на Тропу мисс Миранды. Туда, где обитали призраки.
По лицу скользили влажные нити паутины. Я напомнила себе, что это самая обычная паутина, которую пауки летними ночами плетут меж влажных от росы листьев. Но по коже побежали мурашки.
Вечерами от реки поднимался легкий туман, и теперь он рваными полосами втягивался в туннель Тропы мисс Миранды, клубясь какими-то странными образованиями, которые светились, когда на них падал луч фонарика китайца. В этом туннеле, образованном побегами плюща и зарослями кустарника, зловеще отдавалось эхо шагов. Через несколько минут пребывания на Тропе я испытала чувство радости. По крайней мере, звук шагов давал понять, что я имею дело с живыми людьми. Наконец мы добрались до конца Тропы, откуда открылось звездное небо и поблескивающая излучина реки. Я слышала, как волны легонько шлепают о сваи причала. И тут я погрузилась в темноту. Тот, кто был сзади, внезапно высвободил одну руку и натянул мне повязку на глаза.
Теперь-то я знала, что меня ждет. Я испытывала странное недоверие к происходящему, словно ситуация, в которой я оказалась, не имела ко мне никакого отношения.
Затем я услышала, как они ступили на причал: разболтанные и прогнившие доски настила поскрипывали у них под ногами. Запах речной воды стал отчетливее, и теперь к нему примешивался другой — горючего. Я была права. Меня доставили на борт какого-то речного судна.
— Справились! — Задний уверенно подхватил меня на руки.
Я почувствовала, как дрогнул причал, когда кто-то спрыгнул на палубу, услышала легкие шаги. И затем:
— О'кей. Ставь ногу сюда и передавай ее.
Это сочетание — причал, река, судно — заставило меня все осознать. Я узнала этот голос — тут я не могла ошибиться.
Если этот тот самый голос, который, как мне показалось, я узнала, то судно практически не вызывало сомнений.
Меня доставили на палубу, как куль с бельем. Я стала считать шаги. Пять по палубе. Дальше… да, как и полагается, проход в кают-компанию. Перекинув меня через плечо, как пожарный шланг, китаец стал спускаться по трапу. Я решила, что если это «Морская нимфа», то у нее должны тут быть полированные медные перила, и изо всех сил вытянула связанные руки, чтобы коснуться их хоть кончиками пальцев.
Но у похитителя, очевидно, были глаза на затылке. Легко шлепнув меня по рукам, он передернул плечами, и теперь мне уже было не дотянуться до перил. Я сбилась со счета и не могла вспомнить, шесть или семь ступенек мы прошли.
Тем не менее, я не сомневалась, что мы двигались вперед и что каюта, в которой он сгрузил меня, находилась точно там же, где и на «Морской нимфе». Правда, на большинстве небольших яхт одинаковое расположение кают.
По направлению легких шагов и последовавшим звукам я поняла, что он проверяет, закрыты ли иллюминаторы. Затем он потребовал, чтобы я подвинулась, и хриплым шепотом, который был мне незнаком, предупредил:
— Если ты обещаешь хорошо вести себя, я скоро спущусь и развяжу тебя.
Дверь каюты захлопнулась, в замке повернулся ключ, затем я услышала, как он поднимается в кают-компанию. Через несколько минут ожил двигатель. Мой похититель сказал человеку на причале:
— Оттолкни-ка ее.
Меня слегка качнуло, когда мы отошли от причала.
Кто бы ни стоял за штурвалом, двигатель он держал на самых малых оборотах. Ведь даже самый легкий звук мог выдать наше исчезновение из числа гостей.
Я попыталась понять, идем ли мы вверх или вниз по течению. Легкие волны разбивались о нос судна, но я была не в силах трезво рассуждать и не могла решить, идем ли мы против течения или нас несет прилив.
Я начала барабанить ногами в переборку, но потом решила изучить каюту, прыгая по ней со связанными ногами. Но в темноте без рук я лишь ушиблась о какой-то угол. Огорченная неудачей и сломленная какой-то странной усталостью я, должно быть, провалилась в сон, ибо мне снилось, что я на «Морской нимфе», без всяких пут, и что Робби все время знал, кого похищает, и сделал он это потому, что любит меня.
Внезапно сон превратился в кошмар, и я стала сопротивляться и кричать Робби, чтобы он выпустил меня, потому что я его не люблю. Мне нужен другой человек.
И тут я проснулась как от толчка. Со мной в каюте кто-то был. Дверь распахнулась — я чувствовала холодный воздух. Даже сквозь повязку я улавливала свет — то было или освещение в каюте, или же луч фонарика, светивший мне прямо в лицо. Чья-то рука стянула повязку и сдернула маску.
Передо мной стоял Робби во всей красе. Положив руки на бедра, он смотрел на меня сверху вниз. Если я и лелеяла мысль, что мой сон был правдой и что Робби в самом деле любит меня, то она полностью испарилась, стоило мне увидеть его перекосившееся лицо и услышать сдавленный вскрик:
— Розамунда! О нет! Только не ты!
Глава 14
— Какого черта ты отколол такую глупость? Почему?
Этой ночью я осыпала его вопросами, и Робби грустно и покаянно отвечал мне. Но главный вопрос я должна была задать самой себе. А предельной глупостью было то, что я сделала.
Явившись сюда, в «Высокие поляны». Хотя сейчас, в эту ночь, которая, как внезапно обнаружилось, была сырой и зябкой, и у меня от страха и от злости зуб на зуб не попадал, мой визит казался самым правильным из всего, что я могла сделать.
— Почему? — повторил Робби, наливая мне исходящую паром чашку горячего кофе и присаживаясь на коврик у камина рядом со мной. — Почему я вообще вечно делаю глупости? — У него горестно опустились уголки рта. — Но я ужасно виноват перед тобой, Розамунда. И ты это знаешь. Ни за что на свете я не хотел пугать тебя. Просто не могу передать тебе, как я сожалею. Меня осенило, лишь когда я увидел завиток твоих волос из-под парика.
