Зена Валентайн - Меня зовут Бренда Джейн
Сердце болело невыносимо, до удушья. Она торопливо попрощалась с миссис Би и детьми, сидевшими в гостиной перед телевизором, и заперлась в спальне, где дала волю слезам.
На следующей неделе Бренда была занята больше, чем когда-либо. К своим обычным делам она добавила еще фотографирование. Хотелось сделать на память как можно больше снимков.
Позвонив Тэмми Бенц, чтобы посоветоваться, как организовать распродажу, она услышала:
– Но я ничего об этом не знаю! В таких случаях я подключаюсь, только если требуется помощь.
– Но почему?
– Пасторская жена не должна быть замешана в денежных операциях. Людям это не понравится.
Бренда почувствовала себя задетой, однако продолжала делать все, что считала нужным, посоветовавшись с Мики Костович и – кто бы мог подумать! – железной миссис Дитон. Отпечатав объявления о распродаже, размножила их на имеющейся в церкви копировальной машине. То, что она использовала для объявлений яркую фиолетовую бумагу, вызвало молчаливое неодобрение церковного секретаря.
Рождественский спектакль Бренда тоже не оставляла своим вниманием и сфотографировала много репетиций. В среду вечером она играла в волейбол, вернее, прыгала с одним костылем, вызывая добродушный смех и шуточки публики. Долго она не выдержала, но лиха беда начало. А еще важнее было то, что Хэмиш все время держался поблизости, готовый подхватить, если она упадет. К тому же он молча, вдохновлял ее своей улыбкой, от которой щемило сердце.
Несмотря на его занятость, большую, чем обычно, Бренда время от времени видела его днем, а вечера они всегда проводили с экономкой и детьми.
В субботу за двенадцать дней до Рождества вся семья украшала в гостиной елку – если можно назвать елкой несчастную калеку с кривым стволом, подаренную одним из прихожан.
– Не страшно, мы сделаем ее красавицей, – объявила Бренда детям, смотревшим на деревце с невыразимой тоской. – Думаете, не сможем? Разве мы не мастера на все руки? Приступим! – Она захлопала в ладоши, чтобы вселить в них энтузиазм, и уже через час все любовались елкой, увешанной украшениями так, что ветви гнулись под их тяжестью.
Когда елка была готова, Хэмиш поднял Энни на руках, чтобы она смогла прикрепить к ветке белого ангелочка.
– На будущий год сделаем ангелочка розовым, – весело сказала Бренда и осеклась.
Брякнула, не подумав. На следующий год, вероятнее всего, о ней здесь и не вспомнят. Другая, законная миссис Чандлер будет украшать елку с детьми.
Мысли о будущем отрезвили Бренду. Рухнув на продавленный диван, она отвела взгляд от «перенаряженной» елки. Хэмиш поставил Энни на пол, девочка подошла к Бренде, обняла ее пухлой ручкой за шею и сказала:
– Не голюй. Елка кла-а-сивая.
– Ты тоже красивая, очень, – сказала Бренда, зарывшись на мгновение в белокурые пряди. Потом поправила на ней нежный розово-сиреневый бант.
Распродажа, состоявшаяся в воскресенье, превзошла все ожидания. К закрытию в два часа дня было распродано почти все. То, что осталось, снова положили в сундук для бедных. На собранные деньги купили гирлянду лампочек-мигалок, и церемония возжигания огней привлекла гораздо больше народа, чем в былые годы. Хэмиш, Бренда и дети, тепло одетые, тоже были в этой толпе. Потом всем раздали горячий шоколад, люди пили его и распевали новогодние песенки. Молодежь затеяла игру в снежки.
Когда до Рождества осталась всего неделя, Бренда повезла в свою газету отснятую пленку, чтобы сделать фотографии. Снимки оказались такими удачными, что она решила вложить их в альбом и оставить Чандлерам на память, в виде рождественского подарка.
В последнюю субботу перед Рождеством Бренда официально передала Мики Костович бразды правления и почти выбежала из комнаты, снедаемая тоской.
В дверях она столкнулась с одной из прихожанок.
– Ну что, Бренда, – заговорила та, – я вижу, вы довольно быстро поправляетесь. Все еще живете у пастора?
Промямлив нечто, что можно было бы назвать вежливым ответом, Бренда поспешила к машине. Пока она ехала домой, в голове крутилась одна и та же мысль: вся паства считает, что она достаточно здорова и может жить самостоятельно.
В свое время она надеялась оттянуть неминуемое расставание, уехать после Рождества, потому что ее отъезд расстроил бы девочек и испортил им праздник. Но тем самым она лгала сама себе. Хотела отдалить час, когда в душе ее воцарится ночь.
Подъехав к дому Хэмиша и выключив зажигание, она решилась.
Вечером, когда экономка и Энни уже были в постели, а Эми смотрела телевизор, Бренда явилась в кабинет Хэмиша.
– Нам нужно поговорить.
Словно зная, о чем пойдет речь, он, с минуту поколебавшись, спросил:
– Нужно ли?
– Я считаю, что да, – сказала она, садясь. Отодвинув стул, священник встал и начал не спеша ходить кругами по кабинету. Движения его были замедленны, кроме того, Бренда заметила сутулость, которой раньше не было. Решила, что от переутомления.
– Как вы себя чувствуете? – спросила она.
Он обернулся, и Бренду поразило его осунувшееся лицо, глаза, в которых застыла боль.
– Вы уезжаете? – сдавленным голосом спросил он.
Ее сердце готово было разорваться. Как это выдержать? Как можно бросить его? Как бросить девчушек, которые стали ей родными?
– Уезжаете еще до Рождества! – бросил он с вызовом. – Как же вы поступаете с Энни и Эми? Они любят вас, считают членом семьи.
Она понимала его заботу о дочерях, но лучше бы он думал… Да нет, это пустая фантазия.
– Я приеду в день Рождества, – сказала она, колеблясь.
– Бренда уезжает?! Почему? Разве мы плохо себя вели? – Голос Эми, стоящей в дверях, заставил их вздрогнуть.
– Нет, малышка, все вели себя хорошо, – медленно, подбирая слова, сказал Хэмиш. – Просто Бренда хочет вернуться к себе домой, к своим друзьям, к работе.
– Но ее дом здесь, мы ее семья! – возразила Эми. Бренда уловила слезы в ее голосе, и вот уже слезинка покатилась по щеке девочки. – Вы нас больше не любите, Бренда?
У Бренды тоже защипало в глазах.
– Да нет же, люблю. Я люблю вас всех, очень люблю. Но я жила у вас временно, ваш папа разрешил мне побыть у вас, пока я не поправлюсь. Если честно, то я здорова уже давно, просто не хотелось уезжать. Мне у вас нравится.
– Но вы можете остаться, правда, папа? Оставайтесь. Вы же сами не хотите уезжать.
Боясь разрыдаться, Бренда встала со стула и повернулась к ним спиной.
– Эми права, – сказал Хэмиш, вплотную подойдя к ней. – Почему бы вам не пожить с нами еще?
Он почти прижался к ее спине, она чувствовала его теплое, большое тело, его руки, сомкнувшиеся кольцом вокруг нее. Повернувшись и положив голову ему на плечо, она старалась сдержать слезы.
