Тони Молхо - Дети Шахразады
— Она не сказала — пророк! Она сказала — потомок пророка!.. Смотри, твоя жена — рыжая! Может, она ведет свой род от Пророка?
— Она — из России! Половина России — рыжие. И не из-за Мухаммеда, клянусь его бородой! — патетически воскликнул возмущенный Давид.
Почему-то это глупое открытие задело его за живое. Он еще раз скептически оглядел жену. Жена как жена. Что в ней может быть особенного? Ну рыжая. Ну худая как щепка. Ну похожа на фрески из пирамид. Словом — жена. Тоже мне — мать султана!
Гадалка между тем внимательно изучала раковину — источник необъяснимых сведений. Очень, очень странно! Всегда все было просто и понятно! Что же случилось сейчас? Не повреждена ли она? Не вселился ли в нее шайтан? Аллах всемогущий, до сих пор раковины говорили правду, одну только правду, ничего, кроме правды! Что это с ней стряслось?..
А может, не с ней? Может, дело в монете? Может, это она — обманщица? Где она?
Старуха наклонилась, и извлекла из песка золотую змейку. Поднесла к глазам, изучая мельчайшие подробности. Странно. Откуда такая у русской девушки? Тяжелые звенья жирного старинного золота, литые, такие она видела только в сундуке своей свекрови. И монета — маленькая, но тоже тяжелая, со странным рисунком. Старуха прищурила голубые проницательные глаза: по кругу надпись как будто по-арабски, и внутри тоже — арабский. Жаль, что не прочесть — уж очень мелко написано. Где-то она видела такую, и вроде бы — недавно… Где?
— Тут написано по-арабски… — Жилистой рукой она протянула монету Давиду. — У тебя, сынок, глаза молодые, может, разберешь?
— Нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет пророк его! — отчеканил Давид, как в школе перед уроком. Он тысячу раз пытался прочесть загадочную надпись дома, и давно выучил ее наизусть. — Монета арабская, это мы знаем. А вот в середине что-то странное, написано по-арабски, а прочесть не могу — язык не тот… Господи, бабушка, что с вами?!
Старуха вдруг подскочила на месте, будто ее ужалила змея, и, забыв про раковины, бросилась с криком в дальнюю палатку. Супруги с недоумением глядели ей в след.
— Скорпион? — предположил ошарашенный муж, оглядывая песок. — Сошла с ума?
— Забыла суп на плите, — объяснила жена. — Сейчас выключит и вернется.
И точно. Старуха, довольная и умиротворенная, вновь показалась в проеме палатки. Но не одна. Она важно прошествовала на прежнее место, вслед за ней шли две высокие темные фигуры. Как охрана в супербоевиках. У Давида нехорошо екнуло сердце. У мужчины, закутанного, как все бедуины, в длинную галабию и клетчатую куфию, было видно только лицо с черной как смоль бородой, и он казался вылитым разбойником из арабских сказок. Вторая фигура была женской, и наш храбрый турист облегченно вздохнул.
Женщина, закутанная в бесконечные накидки, казалась черным столбом без лица и рук, лишь круглый, выпуклый как мячик живот, нарушал монотонность фигуры. Давид всмотрелся в приближающихся людей, и ему показалось, что они ему чем-то знакомы. Он поморщился. Бедуин-бандит и его беременная жена? Не может быть! Но было что-то знакомое в походке, пропорции тел, где-то в закоулках памяти отпечатался похожий образ, и Давид, напряженно вглядывающийся в приближающиеся фигуры, вдруг изумленно ахнул — Ружди и Хосния! Ну конечно! Ружди — как две капли воды похожий на своего отца в ювелирной лавке, и его беременная жена!
Те тоже замерли, пытливо вглядываясь в знакомые лица, не понимая, как врач и банкир могли очутиться среди пастушеского стойбища. Вгляделись, поняли, узнали… Господи, какая встреча! Какая радость! Как вы здесь очутились?.. Охи, ахи, объятия, поцелуи…
Старуха сидела, как громом пораженная, переводя выпученные сверкающие глаза с одного лица на другое. Они что — знакомы?! Похоже, эта встреча потрясла ее гораздо сильнее, чем пророчество раковины.
Через несколько минут приветствий и расспросов все встало на свои места. Благополучно забеременевшую Хоснию мать услала к бабушке на Синай. Вместе с мужем, разумеется, тем более что изучение Синайского диалекта входило в планы его научной работы. Хосния, округлившаяся и счастливая, погладила вполне заметный животик, и все радостно засмеялись — каждому из присутствующих был понятен этот жест и все переживания, связанные с ним.
Бабушка важно сидела над своими раковинами, благосклонно слушая сбивчивый, живой гомон молодежи. Кайс! Такой и должна быть молодежь — веселой и беззаботной!
Поуспокоились и продолжили разговоры уже в палатке гостеприимных хозяев, попивая обжигающий приторно-сладкий крепчайший чай «крокодил» из крохотных, как наперсток, чашечек. Вместо сахара — финиковый мед. Совсем как дома. Болтали, вспоминали знакомство с Ружди на Мертвом море, знакомство с Хоснией в лаборатории генетического центра…
— Кстати, о генетике, — оживился Давид. — Вы вот не знаете, с кем сидите! Позвольте представить, — он шутовски поклонился в сторону жены, — будущая мать султана и пророка!
— Что? — нахмурился Ружди и огладил бороду. Он, как правоверный мусульманин, не принимал такие шутки. — Что ты несешь? Чай слишком крепкий, да?
— Чай тут ни при чем. Это сказали раковины. — Кивок в сторону бабушки, степенно восседающей на вышитых верблюжьих кошмах.
— Что?!
— Ах, да, именно за этим я тебя и позвала, сынок, — встрепенулась ворожея и в двух словах объяснила суть дела. Все зачарованно слушали. — Раковины никогда не лгали и не ошибались. Я думаю, что дело в монете. Ты ведь ученый, сынок, прочти, что на ней написано…
Давид протянул закутанному в галабию кочевнику семейное сокровище. Так странно было отождествлять бандита, обросшего угольной бородой, с красавцем-профессором, всегда излучающим шарм и блистающим голливудским лоском…
Тот взял украшение, повертел в руках, взвесил на ладони тяжелую цепь, прищурился, стараясь разглядеть тонко выбитый текст. Потом встал, порылся в каких-то кофрах, играющих в палатке роль шкафов, извлек на божий свет лупу и опять уставился на монету.
Потом судорожно зашарил на груди под рубашкой, и Машка невольно подумала, что здесь, в палатке, наверное, полно насекомых. Ей сразу же тоже захотелось почесаться, но воспитанная доктор силой воли победила зуд.
— Вот она! — удивленно произнес профессор, расстегивая ворот галабии и показывая всем цепочку с золотой монетой у себя на груди, затерянную в черной шерсти. — Она здесь, у меня. Откуда же взялась эта?
— Эта — Машина! — в один голос вскричали Давид и Хосния.
В домашней обстановке бывшая студентка скинула тяжелое черное покрывало и осталась только в легком, полупрозрачном белом платке. Маша первый раз увидела тяжелые, завязанные в высокий узел черные волосы, и подивилась, какие они длинные и блестящие.
