Джоанна Нельсон - Обычная история
В кругу своих знакомых Брук нашла бы больше понимания, если бы занялась изучением китайского языка. Но русская литература — это уже, извините, слишком! Подумать только: изучать русскую литературу девятнадцатого века!
— Для самообразования. А Глория даже участвовала в спектакле по произведениям русского автора Че-хо-ва. — Фамилия этого русского далась Брук с явным трудом.
— Все это абсолютно бесполезное времяпровождение, — самым убежденным тоном заявил Дэн.
— Ты считаешь, что только служба в полиции приносит людям пользу?
— Почему, есть много других профессий, нужных обществу. И чем ты теперь собираешься заниматься после года изучения русской литературы?
Вообще-то у Брук имелась обычная работа — она была воспитателем в детском саду, а русская литература была всего лишь любимым увлечением, но Дэн, похоже, решил, что она просто занимается ничегонеделаньем и при этом пускает пыль в глаза, пытаясь блеснуть своей образованностью.
— Изучением наскальных изображений в пещерах австралийских гор, — съязвила Брук, хотя у нее были вполне определенные планы на будущее, о чем знала пока только Глория.
Брук решила получить еще и юридическое образование, что не только было весьма актуально в век процветающих мошенников, но и казалось девушке очень интересным. Она вовсе не сожалела о том, что получила профессию педагога, просто в один прекрасный момент она поняла, что этого ей мало, что нужно стремиться к чему-то большему. В любом случае два образования лучше, чем одно, и без работы она уж точно не останется!
— В Австралии нет гор, — сообщил ей Дэн с самым компетентным видом.
— А вот и есть! — Брук представилась отличная возможность блеснуть эрудицией. — Массив Айерс-Рок, где найдены наскальные рисунки аборигенов.
— Ишь, ты! — с легкой насмешкой произнес Дэн.
— Ты ужасно невежественен в самых разных вещах.
— Возможно, — согласился он как ни в чем не бывало. — А ты довольно прилично для образованного человека готовишь.
— Спасибо, — ехидно произнесла Брук, — для полицейского ты чересчур вежлив.
— Всего лишь небольшая любезность…
— Иногда ты заходишь чуть дальше, и твои любезности становятся чуть больше… Как это было вчера. — Произнеся это, она едва не откусила себе язык.
— Только не вздумай ничего придумывать себе! — после огромной паузы предупредил Дэн, хмурый, как грозовая туча.
Брук с легким испугом подумала, что он все-таки видит ее насквозь. Но как, скажите пожалуйста, такое возможно? Неужели он видит, что творится в ее голове, как трепещет внутренне, когда вспоминает тот сумасшедший жгучий поцелуй, и сколько всего она придумала, когда он ушел?!
— И что, по-твоему, я могу себе придумать? — ругая себя на чем свет стоит и избегая смотреть на Дэна, выговорила Брук.
— Ты все поняла, Брук, так что хватит притворства!
Вся предыдущая непринужденность их разговора рассеялась как дым, и Брук поняла, что вот-вот станет жарко.
Она точно знала, что для нее же будет гораздо лучше, если она сейчас промолчит, но странным образом не могла контролировать собственный язык и эмоции. Словно внутри нее проснулся чертенок, который провоцировал ее произносить все эти слова.
— Нет, я не поняла. Может, ты мне растолкуешь?
Дэн насупился и взглянул на девушку так, что она поёжилась.
— Послушайте, мадемуазель Стилер… Уж не знаю, кто или что поспособствовало тому, что ваша голова забита всякой ересью, но уверяю вас, что будет гораздо лучше, если вы заполните ее каким-то другим, более практичным содержанием!
Брук едва не задохнулась от возмущения. Это было неслыханное оскорбление!
— Дыши глубже, — посоветовал Дэн, видя, как она несколько раз беззвучно открыла и закрыла рот.
Господи Боже, да она, деликатнейший человек, мягкая и романтичная натура, у которой любое проявление насилия вызывает острое неприятие, кажется, сейчас придушит этого… этого мужлана… прямо на месте, голыми руками!
— Полегче, мадемуазель Стилер, — насмешливо сказал Дэн, с невероятной легкостью угадав ее намерения, но глаза у него были злые и холодные.
Брук так сжала пальцы, что ногти впились в кожу ладоней. Этот разговор совсем неожиданно перерос в масштабные боевые действия. Оказалось, что они оба вспыхивают как порох. Ну, для Брук это еще простительно: целыми днями взаперти, наедине со своими переживаниями. Тут не только вспыхнешь — взвоешь! Но Дэн!.. Как он мог?!.
— Не смей разговаривать со мной таким тоном! И не смей мне указывать, что делать! — дрожа от негодования, выпалила Брук.
Благоразумия ей всегда было не занимать, благоразумия и хладнокровия, которые сейчас непонятным образом куда-то испарились, и Брук превратилась в подобие одичавшей кошки.
Дэн отбросил вилку, глубоко вдохнул, а потом резко выдохнул. У Брук возникло впечатление, что он медленно считает про себя, чтобы успокоиться и не наговорить чего-нибудь. Или не придушить ее на этом самом месте. А потом он сжал губы и взглянул на нее так убийственно, что Брук моментально поняла, что этот взгляд был призван испепелить ее заживо.
О, именно такими взглядами неистовые любовники «прожигали» своих дам в бесконечной череде романов, прочитанных Брук. Сначала они испепеляют их ненавистью, которая ближе к концу произведения превращается в самую пылкую любовь, и все кончается свадьбой. Она рано или поздно примеряла эту «роль» ко всем особям мужского пола, которые проявляли к ней, по выражению Глории, «интерес с продолжением». И каждый раз Брук убеждалась, что это не ее «принц».
Только на этот раз все гораздо сложнее: Дэн явно не подходит под стандартную классификацию, он просто другой. Но ведь на жизненном пути Брук еще никогда не встречались подобные экземпляры. После этой безумной вспышки Брук почувствовала безнадежность и какое-то опустошение.
— Я буду тебе указывать, что делать. А ты будешь все беспрекословно выполнять! — холодно и сухо сказал Дэн.
— Ни за что! — Из чистого противоречия заявила она, понимая, что в любом случае ей придется подчиниться.
Но признать это вслух, смириться и стать покорной и бессловесной — это просто выше ее сил! Дэн, видимо, тоже это понял и наверняка посчитал дальнейшую дискуссию совершенно бесперспективным занятием. На том он потерял к Брук всякий интерес и, отвернувшись, направился в гостиную. Это было ужасно — ее просто проигнорировали! Едва он ушел, Брук в сердцах стукнула кулаком по стене. Однако стена оказалась не тонкой фанерной перегородкой, как в их с Глорией квартирке, а настоящей кирпичной. Брук схватилась за кисть и зашипела от боли.
