Виктория Плэнтвик - Помни о хорошем
— Нам с ним ни к чему было таиться, — с достоинством произнесла Эвелин.
— Хотя ты и принята на работу Попечительским советом, по закону — он твой начальник. — Томас Айвор преобразился в юриста высшей квалификации. — Официальные злоупотребления — моя стихия. Это широкое пространство нарушений: сексуальные домогательства, необоснованные продвижения по службе, неоправданные увольнения и разные другие гадости…
Она поняла, что он слегка провоцирует ее.
— Между нами ничего подобного не было.
— Но вы уверенно шли в этом направлении. Иначе с чего бы ему приглашать тебя в ресторан?
— Просто ради удовольствия приятно поболтать и вкусно поесть. Мужчины и женщины изредка бывают просто хорошими друзьями.
Томас Айвор насторожился, его опытное ухо уловило нервинку в ее голосе, и он сразу решил все уточнить.
— Он так тебе и сказал? Когда, до ужина или после?
В тот день, как только они сели за свой столик, Брюс Селдом честно признался Эвелин, что его приглашение вызвано необходимостью определить рамки их дальнейших взаимоотношений. Он смущенно бормотал, что ему неприятно выступать в роли ее руководителя, но этого изменить он не может.
— Мне очень нравится бывать в вашем обществе, Эвелин, но это ставит меня в крайне уязвимое положение. По статусу руководителя, мне не положено вступать в неофициальные связи с подчиненными, — с сожалением объяснял Брюс Селдом, — и я не хочу доставлять неприятности ни себе, ни вам.
Прежде чем Эвелин успела ему достойно ответить и уйти, он начал сбивчиво говорить о том, что ценит ее как специалиста и друга. В конце концов, она согласилась с ним поужинать. Эвелин, конечно, все равно не стала бы долго сидеть в ресторане, но тут неожиданно появился Томас Айвор с блистательной Марджори Стамп…
Эвелин не стала сообщать Томасу Айвору все эти пикантные подробности, он и так имел весьма самодовольный вид.
— Получается, мы ту пятницу провели в обществе разочарованных партнеров? Зато мы с тобой неплохо провели время, не так ли?
Следующие три недели стали для Эвелин полным откровением. Хотя Томас Айвор и отказывался признавать романтичность своей натуры, он умел, действуя исключительно деликатно, вызвать у женщины ощущение необычности происходящего. Томас Айвор не дарил роскошных букетов и драгоценностей, но Эвелин постоянно получала маленькие, но приятные пустячки — шоколадные фигурки, свечки с необычным запахом, симпатичные цветочки для посадки в ее саду. Эти знаки внимания, предназначенные именно ей и никому другому, она ценила намного выше дорогих подарков.
Поначалу Эвелин была настороже, боясь вторгнуться в запретную зону, потребовать большего внимания, чем Томас Айвор мог или хотел бы ей дать. Но, похоже, таких границ у него по отношению к ней не было. Его искреннее и теплое внимание помогло ей преодолеть настороженность, он поощрял каждый ее шаг к свободе и естественности.
В первую же ночь Томас Айвор приехал к Эвелин домой сразу после того, как Сандра отправилась спать. Он заплатил солидную сумму миссис Морган, чтобы она осталась на ночь в «Вязах», а он мог спокойно уехать. Как раз в эту ночь он покончил с фантазией Эвелин о любви в ванной, воплотив мечту в реальность.
Гладкий, как тюлень, и такой же игривый, он потребовал от Эвелин, чтобы она доказала свою гибкость и изящество, и ей это удалось. Его выдумки были неистощимы… Правда, на полу в результате образовалось настоящее море.
Их привязанность постепенно становилась все теснее. Почти каждый вечер Эвелин приезжала в «Вязы», обедала с Томасом и Сандрой. Иногда он приезжал к ней. Не всегда вечер заканчивался постелью, хотя желание близости явно переходило в необходимость. Иногда они допоздна просто разговаривали или спорили. Эвелин лучше узнавала все стороны его жизни и привязывалась к нему еще больше. Выяснилось, что Томас Айвор передал в фонд колледжа немалую сумму денег, чтобы дать возможность продолжать образование студентам из бедных семей. Он проводил бесплатные юридические консультации в женском приюте. Он позаботился об оплате обучения Сандры, и Эвелин видела, как страшит его неминуемый отъезд дочери.
— У меня такое чувство, что я навсегда теряю ее, — пожаловался он как-то Эвелин.
Они пили кофе, сидя на кушетке в комнате Эвелин, она уютно устроилась в уголке, прижавшись к теплому боку Томаса. Они только что вернулись с утомительной прогулки по окрестностям. Томас напоследок хотел познакомить Сандру со всеми местными достопримечательностями. Эвелин, как могла, утешала его.
— Сандра обязательно приедет к тебе, и не один раз. Ты стал ей по-настоящему близок.
— На этот раз Кристине придется считаться и с моими желаниями, — мрачно согласился он.
Единственным, что всерьез огорчало Томаса, был ее непреклонный отказ оставаться ночевать в его доме. Всем сердцем она жаждала утвердиться в его доме, но с его стороны ни обещаний, ни разговоров о будущем не было, а Эвелин не хотелось быть навязчивой — всему свое время. Пока она ссылалась на Сандру, но и Томас, и Эвелин знали, что это предлог. Момент выяснения отношений приближался. Кристина уже выражала недовольство слишком долгой задержкой Сандры.
Однако развязка наступила значительно раньше, чем предполагала Эвелин.
Как-то в субботу утром Томаса Айвора неожиданно вызвали в суд по просьбе одного из его клиентов. Эвелин, как обычно, занималась с Сандрой. Томас попросил ее подольше позаниматься с девочкой и дождаться его прихода.
— Я уеду ненадолго, — сказал он, — в два приедет Самуэль Флемминг. Ты его знаешь?
— Нет, — покачала головой Эвелин. — Это кто-то из местных?
— Это известный репортер. Он просил разрешения подъехать, чтобы осмотреть дом и поговорить со мной и, может быть, с соседями, если они помнят Глорию девочкой. Он пишет о ней статью.
— О! — Сердце Эвелин ухнуло в бездонную яму.
Томас пристально взглянул на нее и, казалось, заметил ее тревогу.
— Ты что-то знаешь об этом?
— О нем — нет. Глория недавно звонила и говорила, что о ней готовится большая статья.
— Бог с ней, — нахмурился Айвор. — Мне совсем не хочется ворошить прошлое, но Глория сказала этому Флеммингу, что именно я купил у нее «Вязы». Я не знаю, что она еще рассказала ему. По телефону он произвел впечатление приличного человека, правда, был крайне настойчив. Что поделать, такая профессия. Я решил, что лучше поговорить с ним лично, так что сегодня он появится. Захочешь ты к нам присоединиться или нет, тебе решать.
Он ласково поцеловал ее и вышел, не подозревая, в каком отчаянии оставил ее.
