Таффия Исаева - Семь историй о любви
Кира с минуту молчала, опустив глаза, она старательно разглядывала фотоаппарат. Было видно, что ей не хочется соглашаться, но Сашка надеялась, что природная вежливость возьмет верх, и не ошиблась.
– Хорошо. Говори, я слушаю.
– Извини меня… Я не хотел… Просто… – Сашка с огромным трудом выдавливала слова. Сказать все что угодно, все что она хочет услышать, только бы она не ушла… Я не могу ее потерять… Не могу… Не хочу… Только вот что она хочет услышать? Сашка положила руки на плечи девушки и не отводила от нее взгляда.
– Я… – Сашка набрала воздуха и выдохнула. – Я… люблю тебя…
Девушка была на пределе. Легкое прикосновение ветра к коже было почти болезненным. Она чувствовала себя как оголенный и излишне натянутый нерв. Кира молчала. Может быть, я не услышала ответа? Ветер так некстати играет с листвой, и их шелест мог заглушить слова Киры… Или я не произнесла это вслух?
– Ты слышишь? – почти простонала Сашка. Кира опустила голову, спрятав взгляд. Сашкины ноги подкосились, она позволила себе опустится на колени, и теперь смотрела на Киру снизу вверх не выпуская ее руки из своих.
– Слышишь? Я люблю тебя…
– Прости, – донесся до нее легкий шепот.
– За что? – непонимающе спросила Сашка. Но ответ уже появился внутри нее. Откуда-то из самого темного угла сознания, поднялась черная тень с рваными краями. Корявые ледяные пальцы потянулись к сердцу и легко коснулись его. Сашка коротко выдохнула, чуть сгибаясь, как будто пытаясь отодвинуть себя от этой корявой руки. Боль от холодного прикосновения была физической.
– Саш, – Кира присела перед ней на корточки, легко сжимая Сашкины пальцы. – Ты супер, ты самый лучший… У тебя все будет хорошо, понимаешь? Саш?
– П-почему? – помертвевшими губами выдохнула Сашка. – Почему?
Тень скабрезно ухмыльнулась и, обхватив рукой сердце, с силой сжало его, вонзая грязный маникюр глубже в мясо.
– Саша?
Откуда-то издалека сквозь пелену боли она слышала испуганный Киркин голос. Но он был так слаб и так далеко, что захлебывался и прерывался…
Только не это… Теперь я не смогу… Больше не смогу терпеть это… Эта боль рвет на части…
«Никогда больше…»
«Прости…»
«Не трогай меня!»
«Ты такая славная, сестренка!»
«Никогда больше…»
Избавится от боли… Сделать хоть что-нибудь, что бы ее не было… Все равно что… А сейчас справиться с ней… На секунду…
Обещаю… Обещаю через минуту будет легче… Слышишь?
ОБЕЩАЮ!!!
Сашка, шатаясь, поднялась с колен. На нее смотрели широко открытые от испуга Киркины глаза.
– Саш? – Она положила руку на ее плечо. Сашка ухмыльнулась.
– Все хорошо… Ты… Извини меня. Мне пора. – она легким движением стряхнула руку с плеча и, повернувшись спиной к Кире пошла назад. Каждым шагом толкая асфальт, она чувствовала как пружинит земля под ногами. Как она, отталкивая ногу, помогает сделать шаг. И еще один, и еще… Быстрее, еще быстрее… Как ветер…
История Седьмая (последняя).
Кира с испугом глядела в след быстро удаляющейся фигуре. Так странно. Может быть он чем-то болен? Очень походило на приступ.
Такая боль…
Как будто у него внутри все разорвалось. Никогда Кирка не видела такого. Боль, хлынувшая из Сашиных глаз, обожгла ее, напугала…
Она вновь посмотрела в ту сторону, куда убежал Саша. В таком состоянии его нельзя оставлять одного…
Сказал, что любит…
И чуть не изнасиловал, прямо в зале…
Все равно, одного оставлять нельзя…
Кира нерешительно сделала шаг в ту сторону, куда только что убежал ее знакомый, и остановилась.
Странный он какой-то…
Девушка нерешительно мялась в полутемной аллее. В клуб теперь лучше не ходить… Жаль… Она задумчиво подняла глаза к небу, рука сама собой легла на фотоаппарат. Как красиво ночное небо… Обидно, что его фотография всегда получается плоской… Но так хочется его запечатлеть.
Кира подняла фотоаппарат и…
С проспекта донесся рвущий звук тормозов, глухой удар, потом раздался чей-то крик, и все стихло…
Нехорошее предчувствие скользнуло холодной змейкой в груди, уронив фотоаппарат на грудь, Кира рванулась к ярко освещенному проспекту.
Кира проснулась от громкого отчаянного крика. Он еще не полностью растворился в темноте, как комнату прорезал яркий луч света.
– Тише, тише, Кирюша… Это просто сон… Все хорошо, – мама, как птица приземлилась на постель дочери, обнимая ее руками и баюкая прижимая к груди.
Кира почувствовала, как по щекам заструились слезы. Прижавшись к матери, она тихо заплакала. Женщина обнимала ее, что тихо шептала, баюкала. В яркую полоску света упала чья-то тень. Мать подняла голову. В дверном проеме стоял мужчина и вопросительно смотрел на нее.
– Иди спи, я сейчас приду… – сказала она, вновь обращая свой взгляд на дочь.
– Что-нибудь нужно? – полушепотом спросит отец.
– Нет, – мать отрицательно покачала головой, – Иди, Кирь…
Утром она как всегда проснулась разбитой. Открыв глаза, она прислушалась к своему телу. Болела, казалось, каждая клеточка. Но все равно… Нужно встать. Принять душ.
Девушка поднялась и, застелив постель, пошла в ванную.
– Доброе утро Кирюш, как себя чувствуешь? – спросила ее пожилая женщина, оторвавшись от приготовления завтрака. Девушка, идущая мимо большой двустворчатой двери по коридору, развернулась и вошла в огромную гостиную, совмещенную с кухней. Мать в домашнем, но таком детском передничке жарила что-то на плите.
– Нормально, – вяло ответила она, забираясь на высокий табурет, стоящий около барной стойки.
– Еще не умывалась? – мать с улыбкой указала деревянной лопаткой на полотенце, которое девушка бросила на стоящий рядом такой же табурет.
– Сейчас пойду… Я не сильно ночью? – осторожно спросила Кира.
– А что было ночью? – мать внимательно посмотрела на дочь.
Кира благодарно улыбнулась.
– Да так, по крышам гуляла.
– Иди умывайся и садись завтракать, – мать вернулась к приготовлению завтрака.
Кира, или Кирюша, как звала ее мать, была единственным бесконечно любимым ребенком. Тамара Аркадьевна прожив с мужем много лет, почти потеряла надежду родить ребенка, но произошло чудо, и в 38 лет женщина стала матерью, осчастливив своего 40-ка летнего мужа. Роды были очень тяжелыми и долгими, но Тамара Аркадьевна искренне считала, что за такую красавицу дочь, это была очень справедливая цена. Нисколько не огорчаясь, что родилась дочь, гордая мать назвала ее в честь своего горячо любимого мужа – Кирилла Михайловича. Кирюша росла очень спокойной и рассудительной девочкой. Несмотря на то, что ей многое позволялось, она никогда не переходила грань разумного. Даже став взрослой, она не стеснялась советоваться с родителями и частенько поступала именно так, как они ей говорили. Когда Кире исполнилось 22 года, родители подарили ей однокомнатную квартиру, которую девушка превратила в подобие студии, предпочитая жить в кругу семьи.
