Эмили Роуз - Не изменяй любви
Даниэль замотал головой, не ведая, на что это похоже, но поняв за мгновение до того, что окружающий мир перестал существовать, что без этого он умрет.
А потом уже не было никаких слов и никаких мыслей, была лишь боль от нестерпимого наслаждения, когда она ласкала его, познавала его тело, вкушала, изменяла его и безраздельно владела им. Все в Даниэле было подчинено ей, казалось, даже кровь бежит по жилам лишь в тех частях его тела, которые соприкасаются с телом Лесли. Там, где не было рядом ее, жизнь кончалась, словно в покинутой раковине…
Когда Лесли проснулась, огонь в камине уже догорал, но буря снаружи еще бушевала с прежней силой. Осторожно, чтобы не разбудить Даниэля, она высвободилась из его сладостных объятий и, завернувшись в халат, брошенный возле кровати, подошла к окну. Спать она все равно больше не могла. Слишком много противоречивых эмоций теснилось в ее сердце: страх и надежда, любовь и разочарование, боль и…
Одно лишь Лесли знала наверняка: о том, что произошло, она нисколько не жалеет. Направляясь вечером в его комнату, она хорошо понимала, чего хочет. И решилась на это после телефонного разговора с отцом.
О, что это был за разговор! Никогда раньше отец не был с ней столь откровенным. Он впервые признал, что не в состоянии справиться со своими проблемами самостоятельно, впервые не пытался укрыться за маской внешней бравады, за которой прятался все эти годы. И, как ни странно, поступая таким образом, он выглядел более сильным и смелым, чем когда бы то ни было раньше. Лесли даже слегка всплакнула от благодарности и облегчения.
А добился всего этого Даниэль! — с восторгом думала она, пораженная столь очевидным доказательством как его мудрости и доброты, так и того, что Даниэль вовсе не был похож на Симона, он не был таким же, как его брат, и она не ошиблась, полюбив его. Единственное, что ей необходимо сделать, — это заставить Даниэля вспомнить, что и он не ошибся, полюбив ее.
И в этот момент Лесли осознала: у нее остается всего лишь одна, последняя надежда. Возможно, тело Даниэля вспомнит то, что столь непримиримо отвергает его мозг. Возможно, в те мгновения высшего блаженства, которые дарит любовь, цепи, сковывающие его память, разомкнутся. И, может быть, когда их тела станут одним целым, она заглянет в его глаза и увидит там…
Сердце Лесли болезненно сжалось, когда она вспомнила о своих вчерашних надеждах. Она свято верила, что именно так все и произойдет, но она ошиблась. Этой ночью глаза Даниэля были прекрасны как никогда, они то светились нежностью, то полыхали всепоглощающей страстью, но в них не было и проблеска возвращающейся памяти.
Что ж, все, что ей теперь остается, — ждать. Как только Даниэль проснется, станет ясно, перекинет ли эта вторая ночь их любви мост через зияющий провал памяти их той, безнадежно им забытой, первой ночи, и смогут ли они рука об руку пройти по нему в свое будущее.
Лесли прижала руки к груди и, ощутив трепетное биение сердца, позволила себе надеяться, что именно так все и произойдет. Для нее во всяком случае эта их вторая ночь была, пожалуй, даже более прекрасной, более полной любви и страсти, чем первая. Кто знает, возможно, это окажется достаточно.
Сгорая от нетерпения узнать, что ее ждет: исполнение грез или очередное поражение, она повернулась к Даниэлю, но лицо его, на котором сейчас не осталось никаких следов вчерашней боли и страданий, дышало таким миром и покоем, что у нее не поднималась рука его разбудить.
Бесцельно побродив по комнате, Лесли свернулась калачиком в продвинутом к камину кресле и взяла в руку стакан с янтарным напитком, который Даниэль вчера, очевидно, так и не успел выпить.
И тут что-то привлекло ее внимание. Она даже не сразу поняла, что именно. А когда поняла, глаза ее расширились от удивления и ужаса: на полу возле камина лежала папка, на которой красивыми буквами было написано: «Специальная информация о Лесли Стиворт». И более мелким шрифтом — «Конфиденциально». Чуть ниже был указан адрес агентства Тони Келтона. У Лесли упало сердце и потемнело в глазах. Когда она немного оправилась и смогла размышлять, в голове мелькнула чудовищная догадка. Выходит, Даниэль ездил именно за этими документами! И она, услужливая влюбленная дура, сама его туда отвезла!
Трясущимися руками Лесли положила папку себе на колени и углубилась в чтение, нимало не смущаясь тем обстоятельством, что документы эти ей, строго говоря, не принадлежали. Даниэль мог заказать и оплатить это расследование, но никто не вправе, просто заплатив деньги, стать владельцем сведений о личной жизни другого человека!
Несмотря на вполне естественный интерес, сильное возбуждение и ярость не позволяли Лесли читать достаточно быстро. Она была всего лишь на середине первой страницы, когда раздавшийся позади шорох заставил ее оглянуться. В нескольких шагах от нее застыл Даниэль. Он уже успел натянуть джинсы и что-то держал в руке. Приглядевшись, Лесли увидела, что это был лист бумаги…
Даниэль стоял, широко расставив ноги, подавшись всем телом вперед: классическая поза неприкрытой агрессивности. Мускулы его рук и торса напряглись, как бы в предощущении схватки, лицо казалось высеченным из камня.
— Быть может, ты ищешь это? — он гневно потряс листом бумаги. — Именно за этим ты сюда и пришла, не так ли, Лесли? За долговой распиской твоего отца?
— Значит, она у тебя? — с нескрываемой тревогой пробормотала Лесли. Разумеется, она понимала, что рано или поздно ей придется поговорить с ним и об этом. Однако ей и в голову не приходило, что случится это так скоро. Зная Симона, она не сомневалась в том, что документ надежно спрятан. А ведь Даниэль только сегодня утром вновь обрел способность видеть…
— Да, — с горечью ответил Даниэль. — Она у меня. Могу себе представить твое разочарование: пойти на все это, — он махнул рукой в сторону смятой кровати, — ради того, чтобы завладеть ею раньше меня, — и все напрасно. — Глаза его сузились: — Бедная Лесли! Такая великолепная игра — и все попусту!
Папка выскользнула из ослабевших пальцев Лесли, и бумаги, подобно осенним листьям, рассыпались по полу. Она медленно поднялась с кресла, сделала два неторопливых шага к Даниэлю, и, глядя ему в глаза с холодной, но вместе с тем обжигающей ненавистью, дала ему пощечину.
— Негодяй!
На его лице не дрогнул ни один мускул, хотя Лесли знала, что ударила очень больно. Ее собственная ладонь горела.
— Я достаточно выслушивала твои оскорбления! — Голос ее звенел от ярости. — Теперь настал твой черед меня выслушать. Мне безразлично, поверишь ты мне или нет. На помилование я не особенно рассчитываю. Но выслушать меня тебе придется.
