Джерри Уандер - Восхождение звезды
Через час Барбара уже лежала в постели. Чрезмерное возбуждение сегодняшнего вечера мешало ей уснуть, в голове крутились слова, сказанные Дугом Уэлчем. Он попал в самую точку. Она любит Айка. И семь лет назад любила, и сейчас. Никто из мужчин, с кем ей пришлось встречаться, не затронул ее сердца. Может, она так долго и оставалась девственницей, потому что берегла себя для него, а придуманная ею стратегия искушения всего лишь повод, скрывающий подспудное желание?.. Да, нужно признаться себе, что так и есть.
Содрогаясь от внезапно нахлынувших рыданий, Барбара зарылась лицом в подушку.
Глава 8
— Это Сэм Харрис, — сообщил Айк, возвратившись на кухню, где они с Барбарой заканчивали свой завтрак за столом, заваленным утренними газетами. Нам придется поторопиться со сборами. Премьерный показ на Бродвее — испытание посерьезней, чем здесь. Харрис, конечно, позаботился о рекламе, однако хорошая статейка Огнетушителя не помешала бы.
— А кто это? И почему ты называешь его Огнетушителем? — удивилась Барбара.
— Один известный критик, автор колонки газеты «Новости Бродвея». Если он накатает отрицательную рецензию, фильм не удержится и недели.
— Он что, такой авторитет?
Оказалось, Огнетушитель — псевдоним журналиста, к которому больше всего прислушивались и чье мнение безоговорочно принималось. Более того, тот практически обладал властью поддержать или провалить любой спектакль или кинофильм.
— Странно, — недоуменно пожала плечами Барбара. — И несправедливо! В Европе мнение критиков может иногда оказаться полярным, но один из них никогда не делает погоды.
— Да, это несправедливо, — согласился Айк. — Но на Бродвее властвует Огнетушитель, поэтому давай возлагать надежды, что он будет благосклонен. Хотя в данном случае и за себя и за тебя я уверен. Он человек суровый, но в чутье и тонкости ему не откажешь. Что же касается кино — тут Огнетушитель никогда не ошибается в предсказаниях будущего для актера, впервые появляющегося на экране.
Барбара задумалась, молча глянула на Айка, потом сказала:
— Знаешь, что бы не написал Огнетушитель, я не уверена, стану ли в дальнейшем сниматься.
— Почему?
— Причин много… Когда я вижу себя на экране обнаженной, мне становится не по себе, готова сквозь землю провалиться. Будто чувствую сотни масляных глаз и липких мужских рук.
— Барби, — возразил Шарон, — это же всего лишь целлулоидная пленка и матерчатый экран!
— Все равно. Ощущение мерзкое.
Он встал и поцеловал ее в макушку.
— Ты знаешь, кто? Сама непосредственность и прелесть, какой была в восемнадцать лет. Иди и поскорее займись своими вещами… А искусство, — вдруг добавил он, — хочешь того или нет — требует от человека определенной циничности.
У Барбары кольнуло сердце. Да, он был циничен, когда целовал меня, с горечью подумала она, и ему совершенно безразлично, что я его люблю. На ее глазах появились слезы. Она чувствовала себя подавленной.
— Эй, что происходит?.. Ну-ка не раскисать! На Бродвее ты должна быть в полной форме! Успокойся, пожалуйста.
— Я знаю, что произойдет дальше, — тихо сказала Барбара, глядя на Айка огромными испуганными глазами. — В Нью-Йорке я скисну прямо на глазах у Огнетушителя.
— Барбара, ты прекрасная актриса, — произнес Шарон. — И ничего не бойся. Знай, что с тобой рядом человек, который безгранично в тебя верит. — Он притянул ее голову к себе, ладонью сдвинул к вискам пышные волосы и поцеловал в лоб, в горестную морщинку между бровями.
Барбара застыла. Поцелуй опалил, заставил затрепетать. Но почему Айк не поцеловал в губы — лучше бы уж совсем оставил ее в покое.
— Это для чего? — сдержанно спросила она, когда Шарон отстранился.
— Пожелание успеха. На счастье… Все будет хорошо, вот увидишь! И на завтрашней премьере, и вообще.
Он был, без сомнения, полон искренности и доброжелательности.
Через час они оба стояли на пороге, поджидая машину, чтобы ехать в аэропорт. Окинув взглядом покидаемый ею дом, Барбара сказала:
— Спасибо тебе за гостеприимство, за терпение в работе со мной… Не смейся, пожалуйста, я говорю серьезно. Ты сумел актрису Барбару Молик заставить избавиться от театральности, буквально сидящей в крови, наверное, каждого, кто пытается реализовать свои актерские способности на экране. Поначалу я ужасно мучилась, никак не могла отказаться от привычных подпорок… Ты, конечно, тиран, и Анджея наверняка нещадно мучил тоже, но это не повод обвинять Айка Шарона в том, что случилось в конце концов с моим отцом.
Айк оторвался от сумки, в которую запихивал какую-то книгу, и пристально посмотрел на Барбару.
— Это значительный прогресс, — усмехнулся он.
— Не надо иронизировать, — оборвала она. — Я лучше других знаю то, каким Анджей мог быть упрямым и самонадеянным.
— Прогресс еще значительнее!
— Он был хорошим театральным актером и неплохим человеком.
— Безусловно! — горячо откликнулся Шарон.
— Так неужели у тебя не нашлось хотя бы пары слов, чтобы выразить свое соболезнование, когда Анджей умер?
— Я написал на парижский адрес и попросил его жену, Элен кажется, передать тебе мое сочувствие… Хотя узнал о столь печальном факте спустя месяца три.
— К тому времени Элен уже переехала, содержать квартиру, когда Анджея не стало, ей было не по карману.
— Вот тебе и ответ на собственный вопрос… Я не виноват, что образ бездушного стервеца сложился в твоем больном воображении. И перестань наконец мучить себя и меня! В конце концов — это все в прошлом, а перед нами будущее, если, конечно, судьбе будет угодно благословить нас.
— Что ты имеешь в виду? — недоуменно спросила Барбара, уловившая в словах Айка некий скрытый подтекст.
— Да премьеру, солнышко! Оно завтра взойдет на экране и озарит людей, сидящих в зале, в том числе и критика по прозвищу Огнетушитель. Выше голову!
Аплодисменты перешли в восторженный рев, через который прорывались отдельные крики и пронзительный свист. Барбара поклонилась публике, потом повернула голову и улыбнулась Шарону, стоявшему в ложе рядом.
— Ты сделала это, — прошептал он ей в ухо.
Несмотря на то что Барбара ужасно нервничала перед премьерой на Бродвее, почти с самого начала она почувствовала, с каким интересом зал воспринимает происходящее на экране. К финалу он буквально притих.
— Нет… Ты! — счастливо произнесла Барбара.
Айк обнял ее.
— Хорошо, мы оба сделали это!
Несмотря на то что восторженная реакция публики исключала возможность абсолютно негативного вердикта со стороны Огнетушителя, все же в ресторане «Чайлдс», на пересечении Бродвея и Пятьдесят девятой улицы, который Сэм Харрис зарезервировал для банкета, царило настроение хотя и близкое к эйфорическому, но все же слегка настороженное. Все выжидали.
