Лора Брантуэйт - Я не играю в любовь!
– О-о-о… – Молли, застонав, рухнула обратно на подушки. Они довольно резво подпрыгнули для вещей их статуса. Молли стукнула кулаком по одеялу, изображая деревянный молоток судьи, и произнесла могильным, заунывным голосом: – Генри Дарвей, ты нарушаешь мое право военнопленного на свежий воздух! Ты нарушаешь Гаагскую конвенцию. И они тебя… – какое бы слово подобрать? а, вот! – покара-а-айю-ут! Когда-нибудь. Наверное.
Эта угроза не подействовала на Генри. Он даже не соизволил появиться, что, очевидно, свидетельствовало о том, что его вообще нет дома. Иначе он явился бы, банально испугавшись завываний Молли. Автор сих прекрасных звуков в это время повернулась на бок и принялась размышлять о своем положении.
Ну вот, ехала развеяться, а вместо этого – нате, получите! Наоборот, заперли, чтобы оставить наедине с мыслями. А если она не хочет думать? Ни о чем! Вот и не будет!
Молли перевернулась на другой бок, еще раз осмотрела комнату. Ничего способного помочь выбраться из этой помеси ботанического сада и тюремной камеры так и не появилось. Мало того, даже просто интересных вещей в ней не было. Молли помимо своей воли вновь погрузилась в невеселые мысли.
Ну и глупо же я вчера себя вела! Вчера это было? Молли бросила взгляд на механические часы на левой руке. Они показывали четверть одиннадцатого. Девушка поднесла их к уху – идут! – и подкрутила колесико завода – на всякий случай.
Однако он уже должен объявиться! А когда придет – тогда что?
Где-то Молли читала, что в экстремальной ситуации самое главное – не терять головы, то есть спокойствия и способности здраво мыслить. Это она поставила первым пунктом в плане по спасению себя же. Второго она придумать не успела.
За окном послышался звук мотора машины.
Началось!
Молли выдохнула, сконцентрировалась.
Раз! Два! Три!
Молли подняла голову – это был уже другой человек. Слабость и неуверенность исчезли без следа. Их место заняли злость и решимость, воля к победе. Леди Макбет, Жанна д'Арк, Маргарита Наваррская, Мария Медичи… Странный получился коктейль. Гремучая смесь! Бедный Генри, самым разумным для него сейчас было бы ретироваться, оставив ключ под ковриком… Стать маленьким-маленьким, незаметным-незаметным, чтобы не попасть под горячую руку Молли Яростной. Но откуда ему было знать, что в душе этой маленькой женщины вдруг проснулась такая сила?
Молли в экстренном порядке приводила себя в божеский вид.
Генри деликатно постучался в дверь. Молли удивленно приподняла брови. Кроме банального «войдите!» сказать было нечего. Генри, очевидно ожидавший все же чего-то другого, помедлил и открыл дверь. Молли стояла у окна. Она вздернула подбородок и вопросительно посмотрела на вошедшего. Генри почувствовал себя неуверенно.
– Э-э-э, как спалось?
– Отлично.
Пауза. Молли не собиралась ее прерывать. Черт возьми, в конце концов, это же по его милости она здесь. Вот и пусть думает, о чем говорить! А от нее не ждет никакой помощи.
– Ты, наверное, проголодалась? – выдавил он из себя.
Еда? Да какая тут еда! Хотя… ресторан! Ну конечно же! Вот он, способ выбраться отсюда!
В предвкушении свободы Молли задрожала. Вслух убийственно спокойно произнесла:
– Да.
Генри встрепенулся. Воркующие нотки вернулись в его голос.
– Как насчет ужина? При свечах? – заговорщически шепнул он.
Какой ужин? В обед? Да еще при свечах? – удивилась Молли, но поспешила согласиться – а то вдруг передумает.
– Замечательная мысль. – И улыбка: слегка растянуть уголки губ и приоткрыть рот, обнажив ряд блестящих зубов.
К величайшему изумлению Молли, Генри вместо того, чтобы подать ей руку и чинно выйти из комнаты, повернулся к ней спиной и вышел. Молли недоумевала. Прежде чем закрыть дверь, он произнес:
– Готовьтесь, леди. Вам предстоит самый романтический ужин за всю вашу жизнь.
И все. Дверь снова захлопнулась. Выпускать пленницу Генри явно не спешил.
Наверное, это задумывалось как эффектный уход со сцены. Уж лучше бы по-английски, не прощаясь. И что бы это значило? Подождем… Молли меланхолично пожала плечами. Вскоре в доме послышалась возня, как будто кто-то двигал мебель или перетаскивал с места на место коробки с бытовой техникой. Это продолжалось с полчаса. Молли успела изнемочь от скуки и… любопытства. Потом звуки стихли. Прошло еще несколько часов. В течение этого времени Генри не подавал признаков жизни. Казалось, он вовсе забыл о существовании Молли и об обещании устроить ей самый романтический ужин за всю ее жизнь.
И вот – шаги по скрипучей лестнице. Дверь снова отворилась, подарив Молли еще несколько секунд надежды, и появился сияющий Генри. В руках он держал большой сверток, перевязанный крест-накрест ярко-красной лентой.
– Что это? – Молли попыталась изобразить радость.
– Открой.
Генри протянул сверток. Теперь Молли даже не нужно было играть: ей было действительно интересно. Быстрые пальцы развязали роскошный бант, прошуршали блестящей оберточной бумагой, и взору Молли предстало вечернее платье густого бордового цвета на тонких, почти невесомых лямочках и почему-то отороченное искусственным мехом по низу. В комплект входило боа, довольно громоздкое. По модели платья и аксессуару Молли догадалась, откуда появилось это произведение портновского искусства. Она поднесла ткань к лицу и принюхалась. Ну конечно! Запах кулис она не спутала бы ни с чем!
Хотите спектакля? Отлично.
Молли скинула свое платье и переоделась. Пожалела, что нет зеркала.
Надеюсь, я выгляжу эффектно, подумала она. Хотя… да какая разница! Даже лучше, если это платье мне не идет. Сам виноват! Красть костюмы из театра – бредовая идея. И в чем же, интересно, будет наш мистер Казанова? Скорее всего, в банальном фраке черного цвета. Хоть бы рыцарем в блестящих доспехах нарядился, что ли…
Молли живо представила себе эту картину: распахивается дверь и на пороге появляется Генри. И конь. Белый. Можно в яблоках. Генри элегантно спускается «на бренную землю», становится на колено и протягивает из-за спины очередной букет.
Ну уж нет, только не цветы! Сыта она ими по горло!
Тут дверь действительно распахнулась. Молли изумилась: Генри научился ступать тихо? Но на пороге никто не возник. Ни Генри, ни конь. Молли осторожно вышла из комнаты, подошла к лестнице. Комната внизу была вроде та же, но вроде и не та.
Разница заключалась в почти полном отсутствии паутины, так приятно удивившей Молли вчера, и в некоторой перестановке. Теперь вся старая мебель куда-то исчезла, а посередине комнаты стоял сервированный стол со скатертью, опускавшейся до пола. На нем – ваза с розой. Естественно, эту композицию дополняли два стула. Стены были задрапированы тяжелой на вид тканью – что, опять из театра? – а вдоль них на полу стояли свечи. На столике также трепетали огненные саламандры – семь свечей в массивном подсвечнике.
