Фрэнсис Дикинсон - Секрет счастья
Кевин молча смотрел на нее сверху вниз. В его глазах застыло странное напряженное выражение, а зрачки, как ей показалось, сделались огромными, черными и глубокими, будто горные озера.
— Извини, это, наверное, я виноват, — дрогнувшим голосом сказал он. — Не хотел испугать, но…
— Ты не виноват, — прошептала Джессика. — Это Цезарь…
— Джесс…
Нужно было что-то сделать, приказать ему отпустить ее, пошевелиться, освободиться каким-то образом от этих невыносимых объятий, но тело уже не подчинялось ей. Казалось, разожми Кевин руки — и она рассыплется на кусочки.
— Джесс…
Она проглотила застрявший в горле ком.
— Да?
Кевин вдруг медленно наклонился и неуверенно коснулся ее губ. В тот же миг внутри у нее что-то взорвалось, и растекшийся по телу жар превратил Джессику в тающую восковую куклу, лишенную воли и способности сопротивляться. Он сжал ее еще сильнее, словно хотел вдавить в себя, и она, почувствовав заключенную в нем силу и повинуясь ей, прильнула к Кевину, жадно впитывая знакомый аромат мужского тела. Кончиком языка Кевин раздвинул ее губы…
Смутно, краем сознания Джессика понимала, что должна оттолкнуть его, но вместо этого обхватила руками за шею, не позволяя прервать несмелый еще поцелуй.
Ободренный такой реакцией, Кевин завладел ее ртом с жадностью завоевателя, добравшегося до заветных сокровищ.
Отдаваясь проснувшимся в ней волшебным ощущениям, Джессика запустила пальцы в густые, жесткие волосы. Все вокруг исчезло, растворилось в подхватившем ее море страсти.
Внезапно объятия ослабли. Кевин бережно опустил ее на пол, в одно мгновение возвратив с небес на землю. Ошеломленная, с колотящимся в груди сердцем и горящим лицом, Джессика попятилась и едва не упала, задев ногой злосчастную банку кофе.
— Я должен кое-что рассказать тебе, — глухо, едва шевеля губами, пробормотал Кевин.
Она глубоко вздохнула и постаралась взять себя в руки.
— Как ты вошел?
— У меня остался твой ключ, — объяснил он и, порывшись в кармане, достал ключ, который Джессика дала ему две недели назад. — Возьми.
— Ты только для этого и пришел?
— Не только.
— Ах да, здесь же твой ноутбук. — Джессика шагнула к двери, но Кевин остановил ее вопросом:
— Не предложишь кофе?
Джессика обернулась.
— Если найду. — Она наклонилась за банкой, но Кевин опередил ее, и их пальцы встретились. И снова между ними словно проскочила искра. Но на сей раз Джессика выпрямилась первой. — К сожалению, только растворимый.
— Ничего.
— Я приготовлю сандвичи. Будешь?
— Не откажусь.
Короткие, ничего не значащие реплики, как неуверенные, осторожные шаги двух человек по шаткому мостику навстречу друг другу. Поспешишь, ошибешься — и в пропасть, из которой так трудно, так долго выбираться. Да и хватит ли сил выбраться?
Пока Джессика нарезала хлеб, ветчину и сыр, Кевин вскипятил воду, достал кружки.
— Тебе черный?
— Да.
Сели друг против друга, разделенные столом, словно ничейной полосой.
— Когда выходишь на работу? — спросил Кевин, сделав первый глоток.
Джессика пожала плечами.
— В понедельник. Но… — Не зная, стоит ли продолжать, она замолчала и откусила кусочек сандвича.
Кевин вопросительно посмотрел на нее.
— Что?
— Похоже, меня там не ждут. Вчера заходила Бетти и рассказала, что мое место уже занято. Энтони Рашмор…
— Об этом я и хотел с тобой поговорить.
— При чем здесь ты? — удивилась Джессика. — Если учредительный совет принял решение, мне остается только подчиниться. Странно только, что все случилось в мое отсутствие и меня даже не пригласили.
— Учредительный совет принял решение оставить тебя на посту главного редактора. Тони Рашмор уволился. И знаешь, кто был твоим самым рьяным защитником?
— Кто?
— Билл Стентон.
Она удивилась бы куда меньше, если бы Стентон потребовал отправить ее на костер.
— Но… Бетти сказала, что именно он обвинил меня в публикации непроверенных материалов, в клевете на власти города и в неспособности проводить взвешенный курс.
— Так оно и было, — с усмешкой подтвердил Кевин. — Позавчера. Но вчера Стентон развернулся на сто восемьдесят градусов, снял все свои обвинения, объяснив их тем, что был неверно информирован, и заявил, что в сложившейся ситуации возглавлять «Кроникл» может только один человек — ты.
— Откуда ты знаешь? — все еще не веря услышанному, спросила Джессика.
— Меня попросили присутствовать на заседании совета.
— Тебя? Извини, но какое ты имеешь отношение к нашей газете? Скупил акции?
— Знаешь, я до сих пор больше полагаюсь на бумажки с портретами президентов, чем на все прочие. Дело в другом. Ты можешь меня выслушать?
Рассказ занял минут десять, и Джессика слушала с открытым ртом, боясь пропустить хоть слово. Когда Кевин закончил, она машинально поднесла к губам кружку и даже не заметила, что кофе уже остыл.
— Значит, Стентон собирался выставить свою кандидатуру на пост мэра?
— Да, но прежде, чем это сделать, он хотел вылить как можно больше грязи на Киркленда. А потом, когда мэр подаст на газету в суд, добиться твоего увольнения и поставить главным редактором своего человека.
— Почему же он отказался от этого плана?
— Потому что у мэра нашлись свои рычаги давления. Какие именно, я не знаю. Но он пустил их в ход. По моей просьбе.
— Вот как?
— Люди мэра совершили несколько весьма серьезных ошибок. Один из них, Тед Кэхилл, пробрался ночью в твой дом. Думал, что я действовал по твоему заданию. Другой искал компромат в моей квартире, а когда не нашел, открыл газ в кухне, рассчитывая отправить меня прямиком на небо.
Джессика охнула.
— Я встретился с Кэхиллом и сказал, что его человек оставил отпечатки на моем столе и что их обнаружила полиция. Кэхилл понял, чем это грозит, и предложил компромисс.
— Какой?
— Он убеждает мэра оказать давление на Стентона, а я гарантирую возвращение добытых материалов. Киркленду это не очень понравилось, но оказаться вовлеченным в скандал с проникновением в чужое жилище и покушением на убийство было бы равносильно политической смерти. Стентон же согласился воздержаться от нападок на Киркленда и оставить тебя во главе редакции, потому что в противном случае город узнал бы о его собственных грешках.
— Получается, ты всех их шантажировал. — Джессика покачала головой. Кевин промолчал. — Но зачем?
— Что зачем?
— Зачем ты пошел на такой риск? Насколько я понимаю, никаких отпечатков на твоем столе не было, так ведь?